Чуха ещё никогда не видела Лара в таком гневе. Возник, как всегда, бесшумно…. Нет – ворвался! Стремительный, злой, навис над кроватью с яростным шёпотом – захотелось вскочить, вытянуться перед ним в рост и ждать приказа. И никаких ран! Царапина разве…. Плеснуть из жбана – и в бой! И только так.
Так на Лара уже шла Ма. Шипела:
– Ты что это тут разорался? Ты на ухов своих так ори! На шерсть на носу он смотрит! Ты смотри, что с девчонкой сделали! Что, не по глазам было, что своя?! Раз молчит, раз казнить – что там стряслось?! Ты старшина? Ты заступник? Вот ты и думай! И утешай!
– Угомонись, мать. На пороге твоё шипение слышно. Песок разметал, теперь следы в кусты уходят. Поможет? Нет? И дождик пошел…
Па плотно притворил дверь, быстро прошёл к Яромире, нагнулся, погладил по щеке, Выпрямился – между Ма и Ларом, обнял обоих:
– Поссорились? Хорошо хоть тихо, догадались. Ну, что говорит? Что дальше?
– Да не говорит! А что стряслось – не знаю. Кабы мои ухи стреляли! Ни один на подворье стрелы не пустит. Мои – нет. Личная магова охрана. И дознание завтра они поведут. Неспроста ведь им так лютовать на самом подворье велено. Ума не приложу, как от неё отвести! Сам к Никтусу пойду. О чём речь пойдёт, уже знаю. Но знать бы хоть намёк, что увидала. Что теперь именно ей ведомо… Чертово средневековье! Не спасу ведь. Знать бы надо точно, хоть за что. А, Яромира, детка? Ну!
– Маг… колдовал… Я… внизу была. Ещё… крыссы там… были. Ну, по ним и… А попали в меня.
– Так. Ясно. Крысс, значит, и стрелу унёс. Догадываюсь я, что…. Гм, ладно…. Так…. Ну, как мне сказала, так и говори, когда пытать начнут.
Ма дёрнулась. Лар тут же взял её за руки:
– Ты вот что, ты её с утра подготовь, есть ведь травы. И сдержись. Понимаешь? Лучше малой кровью обойтись. Сама знаешь. Высший маг – это не приграничный старшина. Это – маг! Но я там буду.
Па глухо сказал:
– Возьми меня с собой.
– Нет, нельзя тебе, я тебя как друга прошу – уйдёшь ранёхонько в лес! И я тебя знаю, и ты себя ещё лучше знаешь. Двоих мне не вытащить. На мать я полагаюсь, а ты – всеми берегинями прошу – в лес! Решено?
Тайными переходами для чом уцелевшая тройка нарушителей пробралась в светлицу. Всё так же горела зажжённая в вечерних сумерках плошка, стояли блюда со сластями между пустыми чашками. Чома торопливо прибрала чухину прочь. Первым делом сразу спалили стрелу. Наконечник Дэл забрал себе – мол, у него станут искать в последнюю очередь. Потом чома нарочно – в домашнем сарафане, с блюдом в руках – спустилась в подклеть, стыдливо объясняя встречным стражницам, что дорогие гости, засидевшись у неё с вечера над чтением премудрых книг, обессилели и желают подкрепиться. Когда вернулась с мясным пирогом, Стар угрюмо наваливал подушки на лежак за печкой, а Дэл грыз сахарный пряник на чоминой кровати:
– А мы тут уже разместились, как видишь. Не возражаешь? В тесноте, да не в обиде…. Что там вкусненького?
Стар, насупившись, сгрёб свой кусок пирога, водрузился на лежак среди подушек и скорбно изрёк:
– Может, это наш последний пирог…
– Выспаться тебе надо, вот что, – посоветовала чома.
– Да не могу я после всего этого спать! Вот ем даже через силу.
– Ну, так приляг. Всё лучше, чем расстраиваться.
Стар не ответил, шумно заглотил последний кусок и завозился в подушках, устраиваясь, притих, засопел. Чома разлила чай, понесла сначала Дэлу, он усадил её рядом с собой:
– К Стару не ходи. Спит. Не хихиканье, конечно, но эффект нашего здесь присутствия – полный.
– Какой сегодня вечер выдался… удивительный.
– Ты – удивительная, – будто невзначай коснулся волос, поправил ей бусы, провёл легко горячей ладонью по браслетам на голых руках.
Чома зарделась. Потупилась. Но недавние события ещё не отпустили её:
– Как ты думаешь, Яромиру найдут? Или нас?
– Об этом говорить не хочется. Знаешь, чего хочется?
Он придвинулся ближе. Чома растерялась: одно дело слышать, видеть или представлять, как обнимают, другое дело – чувствовать.
– Знаешь. Ты ведь тоже этого хочешь. Разве нет?
Руки стали настойчивее. Конечно, она хотела! И вчера у пруда, и сегодня, когда наряжалась, подавала ему чай и варенья, любовалась его улыбкой, красивее которой ещё не встречала и – знала – не встретит! И в темноте башни, сладко прижимаясь к нему…. Разве не для этого созданы чомы? Почему не сейчас? Петулия быстро взглянула на склонившееся к ней красивое лицо, встретилась с внимательными насмешливыми глазами, вспомнила его небрежное "для нас" – про дев – и отодвинулась:
– Не надо. Я тебе не какая-нибудь чуха!
– А что чуха? Она – свой парень, друг, боевой товарищ. А ты – подруга. Ты – чома, самая красивая из всех, кого я видел. Что я зря, что ли, целый вечер за тобой по башням таскался?
– Я не о ней говорю, а вообще. А её, может, завтра убьют. А ты…
– …У тебя в гостях. Днём ты была приветливая.
Стар заворочался, роняя подушки, пробормотал во сне:
– Она нас не выдаст.