Последние

Встав со стула, я еще раз посмотрела на любимого, забывшегося безмятежным сном, и направилась на улицу.

За домом были слышны голоса его родных. Жара немного спала, что не могло не радовать. Лето приближалось к концу, скоро наступит унылая осень. Раньше я очень грустила в это время года, но сейчас научилась ценить каждый момент жизни. Виктор научил меня.

Подойдя к огромной бочке, откуда матушка зачерпывала лейкой воду, дабы полить огород, я начала искать мыло, точно зная, что оно должно быть здесь. Увидев его под рукавицей на рядом прибитой дощечке, я было протянула к нему руку, как резко с криком ее отдернула.

На моей ладони, на моих пальцах была кровь, которой я боялась с самого детства. Но взяв себя в руки, пристыдилась такому своему поведению – вероятность пораниться в течение дня была огромной, и я просто-напросто не обратила внимание на боль, так как дела у меня были поважнее этого. Господи, а я так раскричалась. Надеюсь, родные Виктора не услышали.

Я ополоснула руку и начала ее разглядывать в попытке найти ссадину. Но она оказалась слишком маленькой и незаметной для человеческого глаза. Решив заняться этим дома, я все-таки взяла мыло и посмотрела на платок, который чудом не выронила.

И внутри у меня все похолодело – на белом платке была кровь. Алая, совсем свежая. Ее вид вновь выбил меня из колеи.

«Успокойся, – подумала я. – Ты просто запачкала платок».

Но тревожная мысль уже забралась в мою голову и не собиралась отпускать. Я снова посмотрела на раненую руку и ничего не нашла. Тогда я решила сжать ее в кулак, ведь так как кровь свежая, значит ранка опять откроется.

После первой попытки я ничего не обнаружила. И после второй, и после третьей. Ссадин на моей руке не было. Это не моя кровь.

Я взглянула на платок. На ткани могла быть только кровь Виктора. Когда он отвернулся, не хотел, чтобы я ее увидела?

С этим нужно было что-то делать, к кому-то идти. Виктор спит, будить его не хочется, а вопрос срочный. Не знаю, стоит ли спрашивать об этом у матери, вдруг он и от нее скрывает, и она снова начнет переживать. Я бы могла пойти к Грише или Булякову. Первый сейчас с сердобольной мамой, значит оставался только второй вариант.

Я заглянула за дом, скрыв все свои тревоги, приобрела обычный вид, сказала Лидии Михайловне, что загляну чуть позже и помчалась в дому врача. Благо, он живет недалеко – как и хотела мама Виктора.

Спотыкаясь в неудобных сандалиях, я совсем не боялась упасть. Мне было все равно, если я сотру ноги в кровь или разобью колени, потому что сейчас мне был нужен лишь ответ на свой вопрос. Сильнее сжав злосчастный платок в руке, я бежала, что есть сил.

Знакомые, что встречались на моем пути, радостно здоровались и пытались заговорить, но я просто не обращала на них внимания. Потом подумаю, как это невежливо.

Добравшись до нужных ворот, я стала громко в них стучать, сбивая костяшки. Во дворе залаяла собака, и я была очень благодарна ей за помощь обратить внимание хозяина.

На крыльце послышались шаги, приближающиеся к воротам. Но я все равно продолжала стучать, потому что успокоилась бы только тогда, когда мне отворили бы дверь. Собака лаяла, срывая голос, и мне казалось, что за моей спиной надвигается буря – я чувствовала мурашки, что бежали по спине от ужаса.

Наконец, высокие ворота скрипнули, и я увидела немного уставшее лицо Игоря Александровича. Он даже не успел задать вопрос, как я протянула ему платок и произнесла:

– Виктор кашляет кровью.

Мужчина взял в руки протянутую вещь и внимательно, сдвинув брови, осмотрел ее.

– Что это значит? – Нетерпеливо спросила я. Время, что прошло с тех пор, когда Буляков взял в руки платок, показалось мне вечностью.

Врач вздохнул и прикрыл глаза, устало потерев переносицу, как делал всегда, когда нервничал. Его седые волосы, казалось, за столько короткое время побелели еще больше, а на руках и вокруг глаз морщины стали заметнее.

– Когда это началось? – Спросил он, теребя в руках платок и не поднимая на меня глаз.

– Я не знаю, но кажется, несколько ночей назад.

Виктор скрыл это от всех – меня, врача, своей семьи.

– Значит, болезнь все же берет свое, – закончил мужчина.

Это прозвучало словно приговор. Все, что я с таким трудом восстановила после недавнего потрясения, вновь было разрушено. Смерть не оставила нас, она притаилась.

Я оперлась плечом о деревянный столб, задыхаясь, сдерживая слезы.

– Игорь Александрович, пожалуйста, пойдемте со мной. Нужно что-то с этим делать, ведь семья не знает.

Врач немного помолчал, а затем ответил:

– Может, им этого и не стоит знать.

Я понимала, о чем он говорит. Виктор на самом деле не стал чувствовать себя лучше. Придя в себя и увидев, в каком состоянии находились любимые им люди, он решил не заставлять нас переживать лишний раз.

Это недолгое счастье оказалось обманом.

Все это время ему пришлось притворяться, пришлось загнать страх перед смертью глубоко внутрь, чтобы мы ни о чем не догадались. Вечно он думает о других, а не о себе.