Последние

– «Сонные губки», что я ему даю, позволили ему не только хорошо спать. Они стали для него обезболивающим. Если бы он их не вдыхал, то, наверняка, не смог бы скрыть ухудшение.

Я не нашлась, что ответить. Перед собой был виден лишь тупик, а позади… Позади – похороны.

Почему-то не было никаких истерик. Я ощущала себя опустошенным сосудом, который еще и разбили.

– Виктор для себя все решил, – сказал Буляков.

Я это прекрасно знала, но не хотела произносить вслух. Поэтому подняла голову и спросила пустым голосом:

– Сколько ему осталось?

Игорь Александрович задумался:

– Это очень сложный вопрос. Может быть, месяц, может, неделя, а может, и один день.

– Вы можете еще дать этих губок? Не хочу, чтобы в последние моменты своей жизни он корчился в муках.

Мужчина кивнул и попросил подождать.

Я осталась одна. Не знаю, хорошо это или плохо, что я таким случайным образом вскрыла ложь Виктора. Может, в незнании я была бы счастлива хотя бы эти дни.

Получается, что в то время, пока я спокойно спала дома, он мог умереть. И каждое утро я могла прийти не просто в гости, а на похороны.

Колени задрожали, и я упала на них, спрятав лицо в ладонях и горько заплакав. Все страшное, от чего я с таким трудом избавилась, вернулось ко мне вдвое больше. Меня подняли в небеса и резко кинули наземь. Я боюсь представить то, что мне необходимо еще вытерпеть.

На плечо легла большая, теплая ладонь. Как бы мне хотелось, чтобы она принадлежала Виктору. Но отныне его руки холодны, а ходить ему удается с трудом.

Игорь Александрович осторожно поднял меня на ноги и обнял, успокаивая. На самом деле, я даже не слушала, о чем он говорил, потому что его слова уже не могли мне помочь.

Он предложил зайти в дом, чтобы выпить успокоительного, но я со слезами на глазах и волнующимся голосом ответила, что не могу, что Виктору в любой момент может стать плохо.

– Я зайду завтра, – попрощался мужчина.

Ворота передо мной закрылись, и я невидящим взглядом уставилась на них. Затем опустила взгляд вниз и рассмотрела губки – обычные, только сухие, они издавали очень странный запах.

Силы куда-то вдруг пропали, поэтому двигаться я себя заставляла с трудом. Обратная дорога к дому Виктора оказалась в сто крат длиннее и тяжелее. Я снова не видела вокруг себя ничего, но уже не потому, что неслась со всех ног, а потому, что пустота, что образовалась внутри, поглотила меня целиком. Я уже не понимала, что мне нужно делать. Не понимала, для чего мне нужно жить.

      Вернувшись в дом, в котором снова ощущалась тоска и печаль, я сразу направилась в комнату.

Напротив кровати сидела Лидия Михайловна, наблюдая за сном сына. На ее лице царила гармония, разве что можно было заметить оставшиеся следы беспокойства.

Я спрятала платок в карман платья, а губки положила на табурет, где стояла вода, и лежали пучки разнообразных трав.

–Игорь Александрович передал, – как можно беззаботнее сказала я, не поднимая взгляда на женщину.

– Ты к нему, что ли, ходила? – Удивленно спросила матушка.

– По дороге встретила, он и попросил доставить, – я вымучила из себя улыбку, на долю секунды посмотрев на женщину, и тут же отведя взгляд.

– Ты не заболела ль случаем? – Обеспокоенно уточнила Лидия Михайловна, разглядывая меня.

Мне стало очень некомфортно. Лгать я совсем не умела, поэтому сейчас, скрепя сердце, я должна была уйти, а ночью молиться, чтобы Виктор прожил еще один день.

– Устала просто. Пойду я домой. Головная боль совсем одолела. Завтра обязательно приду. До свиданья!

Я направилась к выходу, но на пороге комнаты, не поворачиваясь, произнесла:

– Пожалуйста, не забывайте про губки, что Игорь Александрович передал.

Глава

VI

Снова настали беспокойные ночи. Я молилась перед тем, как заснуть. Молилась сразу после того, как вставала. И молча молилась пока была с Виктором.

Я до сих так и не сказала ему, что знаю его тайну, но сегодня намеревалась это сделать. Его притворство только делало мне больней, потому что он казался таким одиноким на пороге смерти.

Я все ему расскажу, и дальше мы будем бороться вместе.

Когда я появилась на пороге его дома, он сидел в кровати, опиравшись о стену, и пил молоко. Точнее, пытался пить – я видела, с каким трудом и отвращением он его глотал. Зная о недуге, я могла отметить, что за время его «выздоровления» он похудел еще больше, но, вероятно, мать и брат просто не замечали этого, веря в то, что он идет на поправку. Так же, как и я не заметила его состояния перед тем, как он впал в беспамятство.

Завидев меня, его мать поспешила оставить нас наедине, удалившись на улицу. Виктор широко улыбнулся мне и взглядом пригласил сесть рядом с ним. Я повиновалась и, сев на кровать, уткнулась лицом в его плечо. Он использовал это, как шанс избавиться от стакана молока, якобы так мешавшего ему обнять меня.

– Давай сходим в субботу за ржаное поле? – Предложил он, крепко обняв меня.

Мне стало интересно, как он собирался туда добраться, если просто сесть для него было тяжкой пыткой.

– Мне тебя дотащить? – Я пыталась разбавить свое напряжение глупой шуткой.