Они как раз таки не вили гнездо, а просто были заняты жизнью без условностей. По правде говоря, именно отсутствием условностей он и упивался. Ведь все, что ему было нужно, у него и так было. Да и сама Белль, думая, что они едут сюда с какой-нибудь более осмысленной целью, делала то, что хотела, а она хотела только его. Это было бегство, позволившее им посвятить себя друг другу и не отвлекаться на проблемы повседневности. Они просто брали от жизни то, чего заслуживали. Ему нравилось лежать с женой в постели целыми днями, нравилось обнимать ее ночами, целовать ее лицо, прикасаться к ней и получать ответные ласки, ощущать тепло ее рук. Ему нравилось заниматься с ней любовью, где угодно и когда угодно. Ему нравились их пустые разговоры, глупые игры и незатейливые ухаживания. А еще ему нравилось ощущение отсутствия завтрашнего дня.
Как-то утром Голд проснулся раньше жены и не стал ее будить, как это делал обычно. Он оделся, вышел на улицу и зашел в кафе, где купил кофе, мороженое трех видов, пару круассанов и два простых пончика. Он поймал себя на мысли, что все стало чересчур хорошо. Он вспомнил слова Белль о том, что она боялась быть счастливой, а теперь, кажется, он. Не стоило ли им ненадолго очнуться и попытаться найти что-нибудь за гранью их уютного мирка? Найти задачу и ее решение? Потому что они теряли себя.
Когда он вернулся домой, Белль не спала, вышла из ванной ему навстречу в одной ночной сорочке.
— М! — оценила она содержимое бумажного пакета. — Ах вот, куда ты пропал!
— Успела поволноваться? — поддел Румпель.
— Немного, — поддержала Белль. — Подумала, что уже надоела тебе.
— Нет. Но в этом-то и проблема, — серьезно сказал он. — Чем глубже мы ныряем, тем меньше мне хочется вынырнуть, чтобы сделать вдох.
— О нет! Ты опять начал думать! — она закатила глаза. — Позволь себе расслабиться. Мне вот нравится нырять все глубже и глубже… Лучше расскажи, что ты там принес?
— Кофе и пончики, слоеная гадость с куриной начинкой на завтрак…
— Круассаны — не гадость. Особенно эти.
— Без разницы. И мороженое.
— И с чем?
— Полагаю, шоколадное с шоколадом, — он демонстрировал ей маленькие пластиковые баночки. — Ванильное с арахисом и вишневое. Вот, кажется, и все.
Белль взяла ложку и открыла баночку с вишневым.
— Натуральное, — прокомментировала она. — Вишня настоящая. Попробуй.
Она протянула ему ложку, вынуждая попробовать. Оно было и правда вкусным, без льдинок, которые, бывало, попадались. Он посмотрел в ее синие глаза, прекрасные и переменчивые, как океан, и пляшущие в них огоньки, зовущие заблудиться и пропасть. Он поцеловал ее. Губы и язык были холодными, но скоро согрелись. Белль забыла о мороженом и начала расстегивать его брюки, чему он не сопротивлялся. Ее нетерпение напротив еще больше его возбуждало. Когда с брюками было покончено, он подхватил ее, усадил на край стола, и плавно вошел, немного приподнявшись. Было неудобно, но он не мог остановиться, двигался медленно, опираясь руками на столешницу. Белль тихо постанывала время от времени, крепко обнимая его за шею, прильнув губами к его губам настолько, что не хватало воздуха, и приходилось ненадолго разрывать связь, но когда все возобновлялось, а ее глаза были так близко, и он понимал, что ему хочется с головой нырнуть в этот омут, как можно глубже, и все равно, сможет ли он вынырнуть, чтобы сделать вдох.
Когда все завершилось, они вернулись к своему завтраку.
— Осторожнее с пончиком, — предупредила Белль, когда он взял один. — Они все не простые.
— Пончик с медом? — Голд откусил слишком много и чуть не обляпался липкой начинкой. — Нельзя его было назвать пончик с медом?
— И я так думаю, — согласилась Белль, допивая кофе. — Когда-то давно попалась. Вся перепачкалась. Да еще и на улице была.
И тут он снова задумался, что пора просыпаться, хотя бы ради Белль и собственного любопытства к тому, о чем он мог знать только с ее слов. Теперь ему захотелось прочувствовать это все самому, но в тот день он не решился в этом признаться.
Он снова подумал об этом, когда они вновь связались с Коль, покоряющей Аризону вместе со своей шумной компанией. В Париже было около четырех, а в Аризоне где-то примерно семь утра.
— И снова здравствуйте, — приветствовала Коль.
— Здравствуй, милая, — обрадовался ей Голд. — Где вы теперь?
— Мы в Гранд Каньон Виллидж сняли два домика, — ответила она. — Альберт и Крис, кстати, со мной живут. Только сейчас спят. Но могу разбудить.
— Пусть спят, — не позволила Белль. — Все в порядке?
— Да-да. Все в порядке, — отмахнулась Коль. — Мы всего один день не списывались! Да и Адам, кажется, вчера звонил.
— Звонил, — кивнул Голд. — Жаловался на жару.
— О, да. Это просто ад. А у вас как? Жарко?
— Не сказала бы, — ответила Белль.
— Ну, мы сегодня и не выходили, — сознался Голд.
— Да. Мы редко выходим в целом, — поддержала Белль. — Очень заняты.
— Чем же вы так заняты в свой отпуск в чужом городе? — ехидно спросила Коль. — Это риторический вопрос. Я не хочу знать.
— О, привет! — на их счастье на заднем плане мелькнул Альберт.
— Здравствуй, котенок, — улыбнулась Белль.
— Мам!
— Извини.