Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

«— Вообрази себя на сеновале в Липске, представь, что твоя крестьянка притащила тебе кусок свинины. Откуда нам знать, что принесет завтрашний день? Все может опять повториться. Страдания евреев — это часть природы. Евреи должны страдать — вот чего хочет Бог.

— Доченька, ты разрываешь мне сердце.

— Это правда. Папа всегда говорил, что все идет от Бога. И ты говоришь это, мама. Но если Бог мог позволить, чтобы евреи Европы были убиты, то где основания думать, что он предотвратит уничтожение евреев Америки? Богу все равно. Такой уж Бог. Правда, Герман?

— Кто знает?

— У тебя на все один и тот же ответ: «Кто знает?» Каждый должен знать! Если Бог вездесущ и всемогущ, Он должен был постоять за свой ЛЮБИМЫЙ народ. Если Он сидит на небесах и молчит, значит, это беспокоит Его не больше, чем прошлогодний снег…»

Демонстрируя свою ненависть к Богу, Маша доходит до того, что плюет на мезузу. Тамара также утверждает, что «Единственное, что я знаю, — милосердного Бога, в которого мы верили, не существует».

Но то, что «милосердного Бога не существует», отнюдь не означает, что Его не существует вообще. И, осуждая Бога, порой едва ли не понося Его, отрицая Его существование, почти все герои книги хранят Ему странную верность — Маша продолжает зажигать субботние свечи; и она, и Тамар, и Герман постятся в Судный день, все они продолжают соблюдать данные Им диетарные законы, то есть продолжают… любить Его и верить Ему.

И именно историю этой странной любви, в которой так много ненависти, и рассказывает Башевис-Зингер в романе «Враги. История любви». Эта любовь евреев и Бога, причинивших друг другу немало боли, не поддается логическому объяснению. Она вне разума и логики, как вне разума и логики любая подлинная любовь мужчины и женщины, их неодолимое влечение, их потребность в соитии друг с другом. Эта мысль предельно отчетливо звучит в той беседе Маши и Германа, где они обсуждают, как проведут Машин отпуск:

«— Я уже забыла, что такое зеленая трава и глоток свежего воздуха. Даже в лагерях воздух не был так отравлен, как здесь. Мне придется оставить мать одну, но в ее глазах я — проститутка. Господь ниспослал на нее всевозможные кары, а она трясется от страха из-за того, что иногда не делает какую-то малость ради Него. А правда в том, что все, чего хотел Господь, уже сделал Гитлер.

— Тогда зачем ты зажигаешь свечи по субботам? Для чего молиться в Йом-Кипур?

— Не ради Него. На самом деле, Господь ненавидит нас, но мы мечтаем об идоле, который нас любит и сделал нас избранным народом… Во сколько Ты придешь к нам в воскресенье?

— В четыре часа.

— Ты и Бог, и в то же время убийца. Ладно, доброй тебе Субботы».

Сравнение Германа с Богом и есть, по сути дела, признание Маши в любви к Последнему. Да, Он — великий обманщик. Он играет ее судьбой. Он ломает ей жизнь. Но отказаться от Бога, как и от Германа, она не в силах.

Эта любовь отнюдь не отменяет поиска и героями романа, и самим Зингером ответа на вопрос, почему Бог так поступил со своим ЛЮБИМЫМ народом? Причем и Герман, и Маша отвергают не устраивающее, не приемлемое для них (но не для автора!!!) объяснение, что Катастрофа была наказанием евреям за их грехи (то есть, по сути дела, измену Богу) и ставила своей целью напомнить им о Его существовании. Мораль всех рассказываемых Машей Герману историй как раз и заключалась в том, что