Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Глядя издалека, трудно поверить, что это тот самый человек, которому в разное время доставалось и от Берии, и от Сталина за излишний риск. Слухи такие ходили, и лишь взглянув на него вблизи, Павел понял – это правда. Именно такие и бывают самыми-самыми… Он снова ощутил то же, что и в первый раз, когда они стояли вот так, глядя друг другу в глаза – за этим человеком он пойдет куда угодно, хоть в логово врага, хоть в саму преисподнюю. Каков же Берия, если такие люди ходят у него в заместителях?!
– Вы могли меня видеть в Смоленске, товарищ нарком.[106]
В феврале сорок первого. Вы были у нас на выпуске, вручали направления.– Смоленская разведшкола, – кивнул Меркулов. – Да, теперь вспомнил. Вас направили в Минск, если не ошибаюсь…
– Да, – кивнул Павел. – В самое пекло.
– Ну что ж, я рад, что вы живы. Надеюсь, и еще поживете… Потом я бы хотел переговорить с вами отдельно – вы уж не обижайтесь, Вячеслав Михайлович…
– Пожалуйста, – кивнул Молотов. – Я не горю желанием близко подходить к вашим тайнам, мне хватает своих…
– …Не знаю, чем вас обнадежить, – выслушав все, покачал головой Меркулов. – Действительно, товарищ Сталин осенью пятьдесят второго года приказал проверить некоторые дела. Среди них были «дело авиапрома» и «ленинградское дело». Но мы проверяли их на предмет возможного утаивания и смазывания показаний. Тем более я не дождался конца проверки, свалился с инфарктом, а когда встал, все было уже по-другому. Лаврентий сказал, эту работу он возьмет себе. Если вас интересуют мои впечатления, то Шахурин и Новиков,[107]
полагаю, по шпионажу чисты, они виновны только в том, за что их осудили.– А «ленинградцы»? – поинтересовался Молотов.
– Их мы по шпионажу не проверяли.
– Вы знаете, кто проверял? – осторожно спросил Павел.
– Знаю, – вежливо улыбнулся министр госконтроля. – Лаврентий и Привалов тоже знают.
Понятно. Это называется «знаю, но не скажу». А самый информированный из всех, похоже – этот загадочный «Привалов».
– Товарищ Берия предполагает, что раскрыли не всю организацию…
– Вне всякого сомнения, – кивнул Меркулов. – Теперь это видно очень хорошо. А тогда, в пятьдесят втором, мы сумели только понять, что на «ленинградцах» дело не кончается, нити от них ведут куда-то дальше и там обрываются.
– Почему же их так поспешно расстреляли? – спросил Молотов. – Сейчас ведь не тридцатые годы. Тем более у Абакумова сроки следствия, насколько мне известно, могли исчисляться пятилетками. Я понимаю, вы его не любите, но все же он был мастер распутывать самые сложные дела…
– Наша нелюбовь – дело прошлое, – грустно сказал Меркулов. – Он обиделся, что я, когда сдавал наркомат, передал ему не всю разведку МГБ,[108]
хотя сам он очень не любил отдавать свое. Досталось мне тогда за «развал работы». Однако на краю могилы смешно считаться обидами… Ошибки Абакумова тут не было, была определенная слабость. «Ленинградское дело» правильнее назвать «ленинградскими делами» – их насчитывалось больше десятка, и нити эти появились тогда, когда главных подсудимых первого процесса уже расстреляли. Представляю, как Абакумов ругался! Он ведь не зря затягивал сроки следствия – он добивался полной уверенности, что распутаны все нити. Но тут ничего нельзя было сделать, ЦК буквально выкручивал ему руки, требуя немедленно передавать дело в суд.– Неужели товарищ Сталин тоже ничего не мог? – воскликнул Павел.
Молотов иронически хмыкнул. Меркулов покачал головой.
– Товарища Сталина самого раздражали абакумовские сроки, а спорить с ним Витька не решался. Абакумов, все-таки, был против вождя слабоват, а к Лаврентию за помощью не пошел – гордый… Так и получилось, что по-настоящему «ленинградское дело» стали разматывать, когда спросить было уже не у кого. Что же касается «ленинградцев», то я помню, ниточки от них вели куда-то в Закавказье и, кажется, в Белоруссию…
– Как вы сказали? – оживился Молотов. – В Закавказье и Белоруссию? А на Украину?
– Нет, не помню такого…
– Черт, неужели… – внезапно воскликнул Молотов. – Как все просто…
Он поднялся из-за стола и заходил по комнате, что-то бормоча себе под нос. Потом снова уселся, и опять поднялся…
– Кажется, я знаю, что могло связывать Никиту с «ленинградцами». Если так, то все было задумано куда изящнее, чем мы предполагали. Мы ведь считали так: если Кузнецову не удастся перехватить власть, то он выведет Россию из состава СССР. Но это дело трудно исполнимое, очень уж громоздкая требуется процедура. А ведь все можно разыграть куда красивей и проще. Вот смотрите…
И чем дальше рассказывал Молотов, тем больше Павел удивлялся феноменальному бериевскому чутью. Он сказал, что к Меркулову надо идти с Молотовым, и был прав: такая схема Маленкову бы в голову не пришла, для этого надо быть дипломатом и многолетним соратником Сталина в самые трудные годы…