– Идиот! Ты снова бредишь, снова носишься по каменистой, изрытой ямами, поросшей кустарником и колючками земле, позабыв о том, что ты – всего-навсего доктор философии, несчастный преподаватель Университета, от которого ушла жена. Ты всего лишь ужасный, не узнанный собственным ребенком отец, который и сам не знает своего сына. Ты воображаешь, будто бы ты – хозяин дома, на самом же деле дом – твой хозяин. Так же и здесь:
– Я хочу, хочу знать, как из ничтожного семени образуется этот огромный причудливый «завод»! Если я посмотрю, вооружившись сильнейшей оптикой, на семя человека, я не обнаружу в нем и следа носа, руки, ноги, сердца, печени, мысли, чувства… Я хочу понять, каким образом человек строится за какие-нибудь девять месяцев, чтобы после продолжить свой рост и стать обычным мужчиной или обычной женщиной, чтобы наполнить Землю слезами и причитаниями, криком и кровью, радостью и буйством. Ведь именно он впоследствии устанет от Земли и потянется к неисчислимым, ничем не ограниченным мирам.
Подумать только! Это маленькое существо стремится уместить все галактики Вселенной на своих ладонях, в своих глазах! Удивительно!.. Быть может, человек более велик, нежели все миры, вместе взятые? Или же все миры заключены в одном человеке? В том самом человеке, который, прекращая дышать и видеть, говорить и слышать, оборачивается бессловесной, бесчувственной тушей, пищей для червей и удобрением для трав?
Вот ради этого конца и живет человек. Удивительно, не так ли?
Ребенок, строящий песчаные башни на берегу моря, чтобы оставить их волнам и ветру, нередко слышит от взрослых много нелестных слов о своей неосмотрительности и бессмысленности своего дела. Но создатель человека – жемчужины творения, знамения тонкого, искусного устроения природы! Может ли он так же неосмотрительно и бессмысленно взрастить своего «сына» и оставить его смерти, которая уничтожит плоды вложенных в него лет «божественных» игр?.. При всем при этом мне абсолютно все равно, кто является этим создателем-инженером – единый ли Бог, пантеон ли хозяев, или природа. Моя первая и последняя забота – доктор Муса ал-ʻАскари, сидящий у распахнутого окна и прощающийся с последним своим утром… Он-то хочет продлить его до конца времен и бесконечности…
– Бред. Сущий бред.
– Бред? А кто не бредит? Видел ли ты поэта или писателя, философа или ученого, художника или рабочего, священника или государственного служащего, военачальника или солдата, который не бредил бы? Какой вообще смысл в человеке, который не несет бред среди запутавшихся в трех соснах невежд, не ведающих ни смысла жизни при жизни, ни смысла смерти при смерти?.. Все мы бредим, но те, о которых я сказал, хоть и делают это, – ошибаются, спотыкаются о порядок своих жизней и смертей. О порядок жизни и смерти всего мироздания.
Бред. Порядок. Бред порядка и порядок бреда. Пускай дегенераты понимают это, как им вздумается!..
Кто стучится в дверь? Наверное, ʼУмм Зайдан.
– Входи!
– Доброе утро, сынок! Ты слишком долго спал, вот я и решила тебя проведать. В этот час ты обычно осматриваешь цветы в саду, пьешь там кофе, выкуриваешь сигарету. Я уже сварила кофе… Надеюсь, ты выспался после того, как я оставила тебя несколько часов назад?
– Да, поспал всласть.
– Слава Богу. Слава Богу. Но…
– Что «но», ʼУмм Зайдан?
– Твои глаза говорят о другом.
– О чем, например?
– Об отрешенности, которую я увидела пару часов назад.
– Бред, ʼУмм Зайдан. Бред.
– Бред? Я и не слыхала раньше об этой болезни.
– Все мы не слышали о ней. Это – бред порядка, ʼУмм Зайдан.
– Бред порядка? Упаси Бог! Это страшная болезнь, дорогой мой?
– Очень.
– И как давно ты ею болен?
– С минувшей – но пока еще не отмершей – полуночи.
– Боже мой! Будь здоров, сынок! Пусть лучше ʼУмм Зайдан умрет вместо тебя!.. Что тебе приготовить на завтрак?
– Ничего. Посмотри на мой живот, он и так вываливается из штанов. Ожирение в моем возрасте чревато инфарктом.
– Не дай Бог! Я умру вместо тебя!
– А Хишам? Он-то позавтракал?
– Хишам? Свет моих очей! Он поел еще до рассвета. Он съел яичницу с беконом, большой тост с маслом и медом и запил все это кофе с молоком. Вот бы ты поел столько же, сколько он…
– Ты не знаешь, какой сегодня день, а, ʼУмм Зайдан?
– Я знаю, что сегодня суббота. Одна из суббот июня. Да вот же календарь – здесь, на стене.
– Да-да. Сегодня двадцать первое число июня месяца. Самый долгий день года.
Случайно я посмотрел на лицо ʼУмм Зайдан, расплывшееся в странной улыбке: ее увядшие губы обнажили два желтых клыка – все, что осталось от нижних зубов. Почему-то она стеснялась слов, которые сейчас так и рвались у нее наружу.
– Будь они прокляты, эти старухи! Вечно они болтают, предсказывают, хлопочут… Хочешь, расскажу тебе о сне, который я видела утром?
– Валяй.
– Только не смейся, сынок! Я ведь верю в свои сны.
– Давай, говори.