Заслышав шаги, мужчины повернулись. В полумраке фигуры в кожаных куртках казались угрожающе громоздкими.
Сил на любезности у меня уже не было, посему, утруждать себя ими не стал.
— Дело сделано. Можете идти.
Мужчина с ирокезом кивнул.
— Лады. До встречи.
Не сомневаюсь.
Я не стал провожать их — выберутся сами. Да и разыгрывать гостеприимного хозяина поместья я не собирался. Мне ещё много чего нужно сделать, чтобы стать таковым.
Как только они ушли, я снова направился в лес, растворившись между деревьев. Удалившись на достаточное расстояние и перестав их чувствовать, я уселся на камень, в очередной раз глубоко вздохнув.
Мне нужно решить.
Кат получил своё, оказавшись на грани между этой жизнью и жизнью другой. Вечной. Ему остался всего шаг, но имел ли я право толкнуть его за край?
Ведь он забрал так много чужих жизней, поломал так много судеб: лишил жизни Эмму, ему почти удалось забрать жизнь Нилы, украл здоровье Жасмин и душу нашей матери.
Перебирая в голове всевозможные способы казни, я снова сжал руки в кулаки, почувствовав, насколько липкими были ладони.
Идею о том, чтобы повесить его, распоров живот, или четвертовать, как это делали в далёком прошлом, я отбросил.
Так же меня посещала мысль просто изгнать его из Хоуксбриджа без возможности вернуться.
Достаточно крови отца на моих руках. Я истязал себя, причиняя боль ему.
Но если я оставлю его в живых, жить долго и счастливо он мне не даст. Это уж точно.
В конце концов, мой любящий папочка захочет отомстить. В конце концов, он забудет об уроке, что я ему преподал, и придёт за мной. Придёт за Нилой.
Позволить этому случиться я не мог.
Я должен поставить точку.
Это единственно верное решение.
Сесть было тяжело, а вот встать оказалось в сто раз сложнее. Тело словно налилось свинцом. Голова закружилась, и я непроизвольно шагнул вперёд, оступившись. Интересно, долго я смогу оставаться в сознании, не прибегая к медицинской помощи?
Полагаю, не очень.
С трудом переставляя ноги, я покинул своё уединённое место, вернувшись в амбар. Тихо затворил за собой дверь и дрожащей рукой запер её.
Кат не издал ни звука. Он вырубился перед тем, как я покинул помещение. Оторвав взгляд от почти неузнаваемой фигуры отца, я направился к столику и взял оттуда маленький ножик.
Не важно, что лезвие потускнело от времени и было запятнано — оно сохранило свою остроту.
Я подошёл к отцу. Его подбородок покоился на груди, руки были привязаны высоко над головой, ноги широко разведены. Он был распят, и его тело, натянутое на пределе возможностей кожи и костей, казалось неестественно маленьким на фоне длинных конечностей.
Из отметин, крест-накрест оставленных плёткой на его груди, сочилась кровь. Под ранами можно было различить едва заметные тату с инициалами Эммы. Она единственная выбрала это место для их нанесения, так же, как Нила выбрала кончики пальцев. Я так давно их не видел, что даже почти забыл об их наличии.
Грехов за его душой было больше. А ещё, он возместил Последний долг.
В этом и было главное различие между нами.
Преданность делу вместо сопереживания.
Вздохнув, я собрался с силами, почувствовав тепло нагретого в моей руке металла. Оторвав взгляд от отца, направился к дыбе, и, застонав, наклонился и провернул маленькое колёсико.
Медленно повернувшись, скамья вернулась из вертикального положения в горизонтальное.
Кат не пошевелился.
Оставив нож у его головы, я отвязал сначала руки, а затем и ноги. Сломанная мой лодыжка была согнута под неестественным углом и покрылась пятнами и кровоподтёками.
Сердце сжалось от осознания собственной жестокости, а душу рвало на части от воспоминаний детства и понимания взрослых обязательств. Наряду с лодыжкой, я так же сломал ему руку, в отместку за Нилу, а ещё раздробил коленную чашечку и выбил локоть.
Боже, сколько же отвратительных вещей я сделал с человеком, давшем мне жизнь.
Взяв нож, я похлопал отца по посеревшей щеке.
— Проснись.
Ничего.
Я похлопал сильнее.
— Кат, открой глаза.
Его губы дрогнули, но он всё ещё оставался в забытье.
— Чёрт побери, не заставляй меня использовать воду, — воскликнул я, в этот раз ударив наотмашь.
Медленно, но верно отец начал приходить в сознание. И какую бы стену он не построил внутри себя, чтобы отгородиться от боли, с ней всё же придётся столкнуться.
Потребовалось ещё немного силового воздействия прежде, чем он, наконец, открыл глаза.
В них отразилось непонимание, но затем взгляд его взметнулся к потолку, и, наконец, сфокусировался на мне. Я стоял, не шевелясь, пока он прислушивался к телу, подмечая слишком вытянутые конечности и сломанные кости.
Я словно гвоздь, который мысленно отец вколачивал в крышку гроба моей души. Сильнее. Глубже. Больнее.
После сегодняшней ночи мне было жизненно необходимо уединение. Сейчас бы запрыгнуть на коня и пуститься в бешеный галоп, подальше от всего кошмара.
— Поднимайся. — Перекинув его безвольно повисшую руку через плечо, я попытался поднять его с дыбы.