Последний довод королей

В воздухе стоял тяжёлый запах дыма горелого дерева. Как сотня тысяч подгоревших обедов. Даже здесь, в Агрионте, висела лёгкая серая дымка, из-за которой сливались здания на концах каждой улицы. Во внешних районах уже несколько дней полыхали пожары, и бомбардировки гурков не прекращались ни на миг, ни днём ни ночью. Даже сейчас, когда Глокта шёл, с напряжённым хрипом переставляя ноги, до него доносился приглушённый звук взрыва откуда-то из города и едва различимая дрожь земли под ногами.

Люди в переулке замерли, тревожно глядя вверх. Те немногие неудачники, которые не нашли предлогов сбежать, когда пришли гурки. Те неудачники, которые оказались слишком важными, или недостаточно важными. И горстка оптимистов, которые думали, что осада гурков будет очередной преходящей причудой — как гроза или короткие штаны. Слишком поздно они осознали свою смертельную ошибку.

Глокта продолжал хромать, опустив голову. За последнюю неделю он не сомкнул глаз — но вовсе не из-за взрывов, сотрясавших город. Я не смыкал глаз из-за мыслей, которые крутились, как кошка в мешке, пытаясь найти какой-нибудь выход из этой ловушки. И к тому же я привык к взрывам во время своих каникул в очаровательной Дагоске. Для него боль, пронизывающая его задницу и позвоночник была намного более тревожной.

О, какое высокомерие! И кто бы вообще осмелился предположить, что сапоги гурков будут однажды топтать плодородные поля Срединных земель? Что на прекрасных фермах и в сонных деревнях Союза будут плясать огни гурков? Кто мог ожидать, что эта прекрасная, преуспевающая Адуя превратится из маленького кусочка рая в маленький кусочек ада? Глокта почувствовал, что улыбается. Добро пожаловать, все вы! Добро пожаловать! Я был здесь совсем один! Как приятно, что вы ко мне присоединились.

Он услышал, как за его спиной по мостовой загрохотали бронированные сапоги, слишком поздно захромал прочь с дороги марширующей колонны, и его грубо оттолкнули на газон. Левая ступня поскользнулась на грязи, и мучительная боль прострелила его ногу. Колонна со стуком прошла мимо, не обратив на него внимания, и Глокта скорчил гримасу им вслед. В людях больше не осталось должного уровня страха к Инквизиции. Для этого они слишком сильно боятся гурков. Поморщившись и чертыхнувшись, он отошёл от стены, потянул шею и захромал дальше.

Верховный судья Маровия стоял на фоне самого большого окна своего гулкого кабинета, сцепив руки за спиной. Его окна выходили на запад. В направлении главного удара гурков. Вдалеке над крышами домов в бледное небо поднимались столбы тёмного дыма, смешиваясь в мрачную пелену, которая делала осенний полусвет ещё более погребальным. Маровия повернулся, услышав, как тёмные доски скрипят под беспалой ногой Глокты. Его морщинистое старое лицо ожило в добродушной улыбке.

— А, наставник Глокта! Вы и представить себе не можете, как я был рад, когда доложили о вашем приходе! Я скучал по вам с вашего прошлого визита. Мне и в самом деле нравится ваш… прямолинейный стиль. И я восхищаюсь вашей… приверженностью к своей работе. — Он лениво махнул рукой в сторону окна. — Вынужден признать, во время войны закон впадает в сонное состояние. Но благородное дело королевской Инквизиции продолжается, даже когда гурки у ворот, не так ли? Я предполагаю, что вы снова пришли от лица его преосвященства?

Глокта помедлил. Но только по привычке. Я должен повернуться своей искривленной спиной к Инквизиции. Как назовёт меня Сульт? Предателем? Несомненно, и ещё гораздо хуже. Но каждый человек верен прежде всего себе самому. Я достаточно пожертвовал.