— Или подойдёт достаточно большой камень, который способен начать лавину — возможно, признание кого-то достаточно близкого к нему. Как я понимаю, вы эксперт в таких вопросах. — Верховный судья уставился на Глокту из-под тяжёлых бровей. — Или меня неправильно информировали?
— Ваша честь, я не смогу получить доказательства из воздуха.
— Заблудший в пустыне должен хвататься за любые, даже самые хрупкие возможности. Найдите доказательства и принесите их мне. Тогда я смогу действовать, и ни минутой ранее. Вы же понимаете, что я не могу брать на себя ваши риски. Сложно доверять человеку, который сначала выбрал себе одного господина, а потом выбирает другого.
— Выбрал? — Глокта почувствовал, что его глаз снова дёргается. — Если вы думаете, что я сам выбрал хоть одну часть той тени жизни, что вы видите перед собой, то вы очень сильно ошибаетесь. Я выбирал славу и успех. В ящике оказалось совсем не то, что написано на крышке.
— Мир полон трагических историй. — Маровия подошёл к окну, повернулся к Глокте спиной и уставился на темнеющее небо. — Особенно сейчас. Вряд ли вам стоит ожидать, что они произведут впечатление на человека с моим опытом. Желаю вам хорошего дня.
— И наставник! —
— О-о, о моём садике не беспокойтесь, ваша честь. — Глокта ухмыльнулся верховному судье своей самой омерзительной ухмылкой. — Я прямо сейчас точу свои садовые ножницы.
Милосердие
Адуя горела.
Два самых западных района — Три Фермы в юго-западном углу города, и Арки, расположенные севернее — были изрублены чёрными ранами. Из некоторых всё ещё поднимался дым — огромные столпы, слегка освещенные оранжевым у основания. Они растягивались маслянистыми пятнами, смещались от жёсткого ветра на запад, закрывая грязной пеленой заходящее солнце.
Джезаль наблюдал в торжественном молчании, уперев окоченевшие кулаки в парапет башни Цепей. Здесь не слышны были звуки, кроме шума ветра в ушах и редких отголосков отдалённой битвы. Боевой клич или крики раненых. А может это просто морская птица высоко вскрикнула на ветру. На какой-то трогательный миг Джезалю захотелось, чтобы он был птицей и мог просто улететь из башни, пролететь над пикетами гурков, прочь из этого кошмара. Но сбежать было не так просто.
— Три дня назад в стене Казамира была пробита первая брешь, — монотонно бубнил объяснения маршал Варуз. — Той ночью мы отбросили первые две атаки и удержали Три Фермы, но на следующий день была пробита ещё одна брешь, а затем ещё одна. Этот проклятый огненный порошок изменил все чёртовы правила. Они за час могут пробить стену, которая простояла бы неделю.
— Кхалюль всегда любил возиться со своими порошками и бутылочками, — бесполезно пробормотал Байяз.
— Той ночью они взяли Три Фермы и вскоре после этого снесли ворота Арок. С тех пор вся западная часть города — одна сплошная непрекращающаяся битва. — В том районе была таверна, в которой Джезаль праздновал победу над Филио на Турнире. Таверна, в которой Джезаль с Вестом и Челенгормом, Каспой и Бринтом сидели перед тем, как они отправились на Север, а он в Старую Империю. Не то ли здание там сейчас горело? Или от него уже остался почерневший остов?
— Мы сражаемся с ними врукопашную на улицах при свете дня. Организовываем набеги в темноте, каждую ночь. Не сдаём ни пяди земли, не пропитав её кровью гурков. — Возможно, Варуз надеялся сказать это вдохновляюще, но добился лишь того, что Джезаль почувствовал тошноту. Улицы его города залиты кровью, чьей бы эта кровь ни была — вряд ли такова первая цель короля Союза. — Стена Арнольта стоит крепко, хотя в центре города горят пожары. Прошлой ночью огонь почти добрался до Четырёх Углов, но дождь его потушил, по крайней мере пока. Мы сражаемся за каждую улицу, за каждый дом, за каждую комнату. В точности как вы и сказали, ваше величество.
— Хорошо, — удалось прохрипеть Джезалю, но он чуть не подавился этим словом.