Последний ход

Я всё ещё зла на Фрича за то, что он сделал. Я провела целую неделю в постели, размышляя об этом, хотя в моих размышлениях не было никакого смысла. Порой я просто не могла не думать об этом. Никто не говорил со мной о нём, но на следующий день после самоубийства Фрича я подслушала, как Ханья и Ирена обсуждают то, что они сделали. Франц вернулся в Аушвиц и сжёг стол, стулья, шахматный набор и тело Фрича. Он избавился от пепла в месте, которое не стал раскрывать даже Ирене. Он сказал лишь, что оно находилось далеко от жертв Аушвица. Поскольку Фрич должен был находиться на передовой, его исчезновение спишут на гибель в бою. Никто не будет скучать по нему, и никто его не найдёт.

Он ушёл из этого мира, но не от меня. Я вижу его лицо, слышу его голос. Твой ход, заключённая 16671…

Я резко встаю с кровати, чтобы выбросить из головы его насмешки. Всё было так, как сказала Ханья, – когда я отказалась покидать постель, она поделилась, что её тоже не оставляют воспоминания – всех сигарет и водки в мире недостаточно, чтобы заставить прошлое отступить.

Может быть, нам не суждено оставить прошлое позади. Может быть, нам суждено взять это с собой, чтобы присоединиться к остальным и нести наше общее бремя вместе. Может быть, именно так мы обретём покой.

Положив очередную вещь в раскрытый чемодан на полу, я смотрю на одежду, сваленную кучей на кровати. Все уехали в город, но я осталась, чтобы закончить сборы. Я поднимаю сложенную лагерную форму. Ещё одна вещь, на которую я смотрю каждый день. Она так и лежала в изножье кровати с тех пор, как я сняла её. Ирена много раз говорила мне убрать эту чёртову штуку из нашей комнаты, но я этого не сделала.

Когда я беру форму в руки, она расправляется. Она стала ещё тоньше, чем была в самом начале, – почти прозрачная. Серые и синие полоски потускнели и износились, подол и манжеты на рукавах обтрепались, ткань превратилась в лохмотья, облепленные грязью. Белая полоска с выведенным чёрным номером заключённого выцвела и замызгалась, как и красный треугольник, и заглавная буква «П». До середины спины идёт шов – я зашила разрыв после порки. Внутри прощупываются карманы, которые я пришивала на протяжении многих лет для товаров с чёрного рынка, но мой любимый карман – с клапаном на пуговицах. Тот, что для чёток отца Кольбе.

Я закатываю рукав своего халата, чтобы пробежаться глазами по шрамам и тёмным чернилам, которые так заметно выделяются на фоне моей бледной кожи.

Моё имя при рождении – Мария. Имя в Сопротивлении – Хелена. Моё новое имя – заключённая 16671.

Знакомая боль пронзает висок. Сосредоточившись на медленном, ровном дыхании, я прижимаю пальцы ко лбу, чтобы подавить её. Через мгновение приступ проходит.

Закончи игру, Мария.

Я начинаю сомневаться, смогу ли вообще когда-нибудь это сделать.

Кто-то стучит в дверь, поэтому я прикрываю предплечье, складываю форму и засовываю её под платья, брюки и юбки, которые уже побросала в чемодан. Скорее всего, это Ханья, ведь Ирена всегда врывается без стука. Я поплотнее запахиваю халат и приглашаю посетителя войти.

В комнату входит Матеуш. Он держится на расстоянии, тень щетины подчёркивает заострившиеся скулы. Я не видела его с тех пор, как пошатываясь прошла мимо, ввалившись в фермерский дом – всё ещё в шоке, забрызганная кровью Фрича. Как и обещал, он пришёл попрощаться с дорогим другом, но его встретила девушка, которая использовала его, его доброту, его доверие. Во взгляде, которым он окинул меня, смешались беспокойство, замешательство, шок, печаль, боль предательства, – меня разбило вдребезги, и я сделала с ним то же самое. С того дня Матеуш ни разу не пытался навестить меня, и я, конечно, не просила его прийти.

На мгновение я теряюсь, не знаю, что сказать; но мне кажется, я догадываюсь, зачем он здесь.

– Ты ещё не уехал в Америку? – спросила я. Слава богу, благодаря чемодану мне есть на что перевести взгляд.

– На следующей неделе. Франц сказал, что завтра отвезёт тебя в Варшаву, поскольку первоначальный план… – Он делает паузу, как будто ничто не может должным образом отразить то, что произошло с первоначальным планом: – …изменился, – находит он наконец нужное слово.

Простой финал, который подводит итог всему, что произошло – с первоначальным планом, со мной, с ним. С нами.

Он ждёт, возможно, полагая, что сказанного достаточно, чтобы я объяснила, почему это произошло. И, возможно, это мой шанс спасти последние из оставшихся у нас мгновений. Но для этого требуется разыграть сложнейшую партию. Я прочищаю горло.

– Я тут вожусь с этим ужасным чемоданом. С твоего позволения, мне нужно это закончить. – Я роюсь в ящиках комода, делая вид, что раскладываю вещи.