Последний король французов. Часть первая

Кто бы мог сказать, что всего лишь год спустя голова герцога Орлеанского упадет на эшафот, герцог де Монпансье станет узником башни Сен-Жан в Марселе, а герцог Шартрский перейдет на сторону врага?

XII

Мы сказали, что пруссаки покинули поле боя, но на другой день их обнаружили на прежних позициях.

Они оставались там не только весь этот день, но и еще десять дней подряд. Сражение оказалось не настолько кровопролитным, как можно было бы подумать. При грохоте прозвучавших тогда сорока тысяч пушечных выстрелов пруссаки потеряли самое большее тысячу двести человек, а мы — восемьсот.

Тем не менее Париж счел эту победу решающей; Париж, ставший жертвой ужасной паники в конце августа, впавший затем в совершенно подавленное состояние после событий 2 и 3 сентября, Париж воспрянул после известия о победе, веселился, рукоплескал и уже превратился в обвинителя.

Пошли разговоры о предательстве Дюмурье, поскольку он еще не отправил в Париж прусского короля со связанными руками и ногами.

Дело в том, что физическое положение пруссаков не стало ни хуже, ни лучше, чем прежде. Они утратили веру в себя, а мы ее приобрели — только и всего. Герцог де Бройль и герцог де Кастри, оба эмигрировавшие и вошедшие в совет короля Пруссии, продолжали настраивать Фридриха Вильгельма двигаться дальше. Пруссаки получали продовольствие из Германии. Партия была плохо начата — только и всего; вряд ли можно было считать, что они проиграли первый тур.

Что же помешало королю Пруссии идти дальше? Вначале скажем об этом, а затем поясним, по какой причине он отступал так медленно.

В любом крупном механизме, который не действует так, как он должен действовать, всегда найдется, если хорошенько поискать, причина неисправности — причина мельчайшая, порой нелепая, иногда незаметная.

То, что помешало королю Пруссии уступить советам Бройля и Кастри, было одной из таких помех, незаметных для глаз людей заурядных и распознаваемых лишь теми взглядами, от которых ничего нельзя скрыть.

Король Пруссии имел любовницу, что не было одним из тех примеров поведения, какие оставил ему в наследство Фридрих Великий. Любовница его не решилась последовать вместе с прусской армией во Францию или, возможно, не получила на это разрешения своего царственного любовника. В итоге она остановилась в Спа; оттуда она ежедневно писала письма, и эти письма доходили до короля Пруссии, полные страха, как бы пушечные ядра французов не погубили его тело, а глаза француженок не похитили его сердце.

Кроме того, при королевском дворе существовало две партии: партия мира и партия войны.

Когда король Пруссии потерпел поражение при Вальми, партия мира возликовала. Сторонники этой партии настойчиво говорили его величеству, что он трудится не для себя, а для Австрии, которая подталкивает его вперед и с самого начала крайне плохо ему помогает.

На что король отвечал:

— Вы правы, и если бы во всем этом не было бы вопроса о королевской власти, который затрагивает всех королей на земном шаре, я оставил бы Австрию выпутываться из этого положения так, как она сумеет. Однако Людовик Шестнадцатый находится в Тампле, Людовик Шестнадцатый является узником, Людовик Шестнадцатый подвергается смертельной опасности. Было бы постыдно оставить Людовика Шестнадцатого на произвол судьбы.

Но в политике, когда человека удерживает только стыд, он всегда готов уступить.

Франция уже имела на своей стороне — а это, понятно, значило много — любовницу короля Пруссии, графиню фон Лихтенау.

Кроме того, Франция имела подле короля Пруссии двух французов, сделавшихся, правда, пруссаками, но, тем не менее, служивших интересам родной страны.

Этими двумя людьми были: француз Ломбард, секретарь короля Пруссии, и эльзасец Хейман, не так давно эмигрировавший французский генерал.

Ломбард, видя нерешительность короля, предложил ему следующее: он, Ломбард, попадется в руки французского патруля, встретится таким образом с Дюмурье и, не вызывая никаких подозрений, сможет провести с ним переговоры.

Король Пруссии дал на это согласие. Ломбард предоставил французам возможность арестовать его и был препровожден к французскому главнокомандующему.

Он изложил Дюмурье единственную причину, которая могла заставить короля Пруссии продолжить этот наступательный поход: он был связан словом, данным им Людовику XVI, и ни за что на свете не хотел выглядеть нарушителем своего слова.

И тогда Дюмурье наглядно объяснил Ломбарду, что самое пагубное, что может сделать король Пруссии для узника Тампля, это продолжить идти дальше. Затем, чтобы у его величества не оставалось никаких сомнений на этот счет, он отправил к генералу фон Хейману, под предлогом провести с ним переговоры об обмене пленными, Вестермана, приспешника Дантона.

В лице Вестермана в прусский лагерь вошла правда. Вестерман был одним из самых активных участников событий 10 августа. Он растолковал королю Пруссии и герцогу Брауншвейгскому истинное положение Франции, пояснил, что Конвент, не желая более королей, ни французских, ни иностранных, только что упразднил монархию и провозгласил Республику.