Последний король французов. Часть первая

Дело в том, что Франция была едина, а Европа была разъединена.

И потому на этот раз мы перенесли войну туда, откуда она к нам пришла: после победы, одержанной при Вальми над королем Пруссии, нам предстояло одержать победу при Жемаппе над императором Австрии.

Вечером 5 ноября 1792 года, после пары незначительных боев, французская армия приготовилась к генеральному сражению и расположилась биваком перед лагерем австрийцев, которые окопались на высотах, кольцом прилегающих к городу Монсу.

Странный вид являла эта армия, численность которой могла бы достигать примерно ста тысяч человек, если бы Дюмурье вследствие своей оплошности не отстранил от нее две дивизии, находившиеся под командованием Ла Бурдонне и Баланса.

Балансу было поручено вести наблюдение над Маасом и помешать австрийцам привести подкрепление. Поскольку г-жа де Жанлис приходилась Балансу тещей, он, вполне естественно, был орлеанистом, и Дюмурье предоставил ему как орлеанисту этот пост, способный прославить того, кто его занимал. Ла Бурдонне, напротив, был послан в северном направлении; он был якобинцем, и его хотели отстранить от будущей победы, поскольку все командующие республиканской армией, начиная с Дюмурье, были роялистами. Диллон, Кюстин, Баланс — все они принадлежали к королевскому двору, так что при Жемаппе, как и при Вальми, победили не генералы: победила армия.

Армия, лишенная хлеба, водки, обуви, одежды; армия, которая в день сражения, не получив и к полудню продовольственного пайка, пошла в бой натощак, проведя перед этим ледяную ночь в болотах.

Но в этой армии пребывал дух свободы, эта армия имела великолепный символ веры, именуемый «Марсельезой», эта армия имела убеждения, придававшие ей железный характер и сознание собственной правоты.

Она была нелепой на вид, эта армия, и легко понять, что она могла вызывать смех у лощеных эмигрантов и старых и суровых австрийских генералов, воспитанных в традициях принца Евгения и Монтекукколи; это были отряды волонтеров, не имевших мундиров; солдаты батальона Луаре, к примеру, в бой шли в блузах и хлопчатых колпаках; разве была возможность поверить, что победа, будучи женщиной, капризницей, кокеткой, когда-нибудь влюбится в подобных солдат?!

XIII

Мы уже сказали, что вечером 5 ноября две армии оказались друг против друга, и только тогда наши солдаты смогли оценить силу позиции, занятой противником.

Имперцы отступили, чтобы завлечь нас к Жемаппу, и мы находились теперь рядом с ним.

Наша армия оказалась на лугу, а точнее, среди топей, к которым по двум крутым склонам спускались вниз деревни Жемапп и Кюэм; обе эти деревни были укреплены высокими зубчатыми брустверами, а главное, тем, что на плато, позади шестидесяти пушек, стояли в резерве девятнадцать тысяч солдат из отборных австрийских войск.

Помимо того, в распоряжении австрийцев был находившийся позади этих деревень Моне, союзный с ними укрепленный город, обеспечивавший их всем, в чем они нуждались.

Так что у противника продовольствия было в изобилии, у нас же его не было совсем.

При Вальми все обстояло противоположным образом.

Зрелище французской армии было настолько плачевным, что, хотя она была на треть многочисленнее австрийской армии, герцог Саксен-Тешенский, главнокомандующий имперскими войсками, не счел своевременным пускать в ход шесть тысяч солдат, стоявших в резерве в Монсе, и они оставались неиспользованными в течение всего дня 6 ноября.

В ночь накануне сражения генерал Больё, бельгиец, пытался побудить главнокомандующего имперской армией напасть на нас со своими войсками численностью около двадцати восьми или тридцати тысяч человек и уничтожить нас в топях, где, умирая от жажды и голода, мы, полуголые, барахтались в грязи.

Однако герцог Саксен-Тешенский был чересчур большим вельможей, чтобы пятнать себя ночным нападением; к тому же Клерфе заверил его, что позиция австрийских войск в Жемаппе неприступна.

Вдобавок, в нашем положении численный перевес перестал быть преимуществом: характер здешней местности был таков, что добраться до имперцев можно было лишь по узким проходам, лощинам и оврагам, так что все должна была решить схватка головных частей колонн с обеих сторон.

При первых лучах рассвета — а в Бельгии рассвет в ноябре наступает поздно, — так вот, при первых лучах рассвета наши солдаты смогли дать себе отчет в том, какое чудовищно опасное дело они собирались совершить: им предстояло штурмовать расположенные уступами редуты, где укрылась целая армия.

И солдаты этой армии, в отличие от наших солдат, были хорошо одеты: на плечах у них были великолепные иноземные мундиры, варварские, возможно, но теплые и подбитые мехом. Те, у кого меха не было, к примеру, австрийские драгуны, имели длинные белые шинели, по своим качествам нисколько не уступавшие ментикам венгерских гренадер и доломанам имперских гусар.

Но главное, все они прекрасно позавтракали, и это обстоятельство еще больше, чем их меха, вызывало зависть у наших солдат.