Последний оплот моего бессмертия (СИ)

— Вряд ли вам стоит беспокоиться, мисс Мэйфейр. Дело в том, что… — Эджер понизил голос почти до шепота. — Чаша Хельги Хаффлпафф бесследно исчезла. Найти ее не представляется возможным. Мадам См ит не оставила указаний о ее местонахождении. Возможно, она спрятана где-то в доме — в таком случае, вы найдете ее, когда вступите в права владения. Но я не имею права производить обыск. Всего наилучшего, мисс Мэйфейр.

В комнате нарастал галдеж. Кто-то уже трансгрессировал в ярости и обиде, многие собирали вещи.

Джеки медленно открыла коробку, щелкнув филигранной застежкой. Тяжелый золотой медальон с выложенной изумрудами буквой S тускло поблескивал на гладком красном бархате.

***

Джеки проснулась до рассвета. В доме было тихо и пусто. Ватага гостей разлетелась по домам после оглашения завещания — почти сразу же. Отбыли и Боунсы — министерские дела не ждут, тем более, они приехали только в качестве друзей.

Не поднимая головы с подушки, Джеки протянула руку и отщелкнула крышку. Медальон глядел на нее, точно желтый глаз.

У нее было странное, двойственное чувство: как будто она должна была непременно рассказать Тому о своем наследстве точно так же, как и о пропавшей чаше, и как будто должна была всеми силами его утаить, скрыть, спрятать.

Джеки взяла медальон в руку — впервые с тех самых пор, как тетя ей его показала. Он был странно теплым, как будто она взяла за руку друга. Повинуясь странному желанию, она надела медальон на шею.

И снова заснула.

…пошатываясь, она шла по мокрой темной брусчатке. В голове плыл странный туман, как будто вот-вот наступит обморок. Внезапно приступ дикой боли сковал ее тело, обездвижил ноги. Все, что она смогла, — это схватиться одной рукой за стену, а другой — за бок… погодите-ка…

Картинка сменилась.

…Джеки скорчилась в углу мрачной, невероятно грязной кухни. Ее загрубевшие от работы, потрескавшиеся, черные пальцы беспокойно разглаживали на коленях подол грязной юбки. Что-то булькало на огне. Синеватый парок над котелком завивался красивыми спиралями.

Кухня понемногу наполнялась ароматом, от которого голова у нее шла кругом, а сердце билось как сумасшедшее. Пахло гиацинтами, цветом абрикосовых деревьев, дорогой кожей и одеколоном, и от последних двух у нее в животе сладко заныло.

— Готово… — прошептала она и встала, чтобы заглянуть в котелок. Перламутровая жидкость серебристо взблеснула.

Джеки сняла котелок с огня, торопливо перенесла на стол, утерла пот со лба и вдруг чутко оглянулась на окно и приоткрытую дверь. Оттуда донесся ленивый перестук копыт.

Джеки затаилась как змея в траве и даже перестала дышать. Цок-цок… цок-цок… Одна лошадь. Всего одна.

Сердце Джеки страшно прыгнуло. Чувство, похожее на смертельную, неутолимую жажду, охватило все ее существо. Она заткнула за пояс тонкую, темную палочку, вытерла руки о передник и поспешно налила воды в отмытый до блеска глиняный стаканчик. Кувшин, стоящий во льду, весь запотел. Трясущимися руками, вся дрожа с головы до ног, Джеки влила в стакан чайную ложку своего снадобья. Потом подумала и поспешно влила еще одну. Схватила стакан и выбежала во двор.

Горячее солнце стояло прямо над головой. Его жар ударил ее по лицу и глазам.

Низко склоняя голову, Джеки поспешила к дороге. Сладкий аромат жимолости лез в ноздри, но сильнее пахло от чуть искрящейся на солнце воды. Джеки казалось, что зелье ходит в стакане беспокойными кругами, бродит и вскипает, как кровь в ее собственных венах.

Лошадь медленно брела по дороге, всадник в широкополой шляпе лениво покачивался в седле. Его начищенные сапожки из дорогой кожи сияли на солнце, белоснежная рубашка казалась прохладной как иней. Теперь уже было не разобрать, льется ли головокружительный аромат одеколона от зелья или от наездника.

— Господин… — пробормотала она, все еще не поднимая глаз, протягивая стакан вперед себя. Джеки не узнала свой голос. Тихий, хриплый, он как будто принадлежал другому человеку.

— Господин… стакан холодной воды…

— Благодарю, — донеслось сверху сквозь нарастающий звон в ушах. — Но я не хочу. Тем более…

«Тем более, от тебя.» Сердце заколотилось так громко, что она уже не услышала последних слов. Слезы вскипели на глазах. Только не это, нет…

Джеки выхватила из-за пояса палочку.

— И… Империо… — всхлипнула она. — Империо!.. Империо!!!

Словно легкий ветерок пронесся от ее палочки в направлении жертвы. А потом он молча нагнулся и взял из ее трясущейся руки стакан.

Джеки смигнула слезы. Она понимала, что должна была бы чувствовать счастье, но горечь душила ее, и слезы стояли в горле жгучим комом…

И тут картинка вновь сменилась.

…перед ее глазами оказался Том; его лицо вынырнуло из темноты, освещенное голубоватым лунным лучом.

— Любимая, — прошептал он, склоняясь к ней, и его мягкие губы, сводящие с ума, теплые, нежные, прижались к ее губам. — Моя любимая…

Джеки задохнулась от восторга. Ее пальцы нырнули в его густые темные волосы, и она проснулась, глубоко и часто дыша, взволнованная и напуганная.