Последний оплот моего бессмертия (СИ)

— Здесь я хочу спрятать нечто настолько же ценное, насколько ценным было кольцо, — ответил Том. — Так или иначе, Хогвартс должен принадлежать мне и только мне. Не так важно, кем, каким и когда я сюда вернусь — но это место будет принадлежать только мне или никому.

— Тот человек, который заговорил с нами на тропе — о чем он спрашивал? — вдруг спросила Джеки, меняя тему. Том нахмурился. Казалось, еще немного — и он всерьез разозлится.

— Разве ты не поняла? — спросил он подозрительно и недоверчиво. По правде говоря, миг просветления подбросил Джеки догадку, но она хотела услышать ответ от Тома.

— Возможно, — ответила она уклончиво. — Но я хочу убедиться, правильна ли моя догадка.

Шу-шу-шу, сказал тот человек. Шу-шу-шу, совсем как Морфин разговаривал со своей сестрой. Как старик Марволо разговаривал с ними обоими.

— Это парселтанг — язык змей, — тихо сказал Том. — Дар наследников великого Слизерина. Я знал его с детства. Я всегда говорил со змеями. Они приходили ко мне из высоких трав и говорили со мной как с равным. Поэтому я понял, что ты — избранная, когда ты ответила мне на этом языке.

Джеки похолодела. Она и сама не заметила, как научилась понимать этот странный язык — потому что его понимала Меропа. И не всегда замечала, когда разговаривала с Томом на этом чуднóм змеином языке. Избранная, как же! Если бы не медальон… Джеки крепко сжала свое сокровище в кулаке, чувствуя, как в ладонь впились ногти.

Джеки вглядывалась в его лицо и не могла наглядеться. Тонкие черты казались особенно красивыми в бледно-золотом свете зимнего солнца. Смертельная тоска стиснула ее сердце.

Догадки начали зарождаться в ее голове одна за одной, но они были настолько невероятны, чудовищны, невыносимы, что Джеки не хотела их слышать. Любовь — ее сердце было полно любовью, болью, страхом, и больше всего на свете ей хотелось вернуться в прошлое, в тот вечер, когда она пообещала Тому пойти с ним всюду, спуститься в любую бездну, и оставаться рядом во что бы то ни стало. Ради него она оказала сопротивление сотрудникам отдела магического правопорядка. Ради него она наложила заклятие на Криспина.

— Ты вступила в бой ради меня, — эхом отозвался Том. В его глазах начал разгораться тот самый красный огонь. — Ты — моя лучшая, самая дорогая…

В ушах Джеки зазвенело. Она ждала этих слов так долго, что почти потеряла надежду.

— Лорд Волдеморт умеет ценить верность и преданность…

Это ради тебя, Том. Это все ради тебя. Что бы ты ни натворил…

— Я всегда буду с тобой, — сказала Джеки, почти не веря своим собственным словам, как будто их произносил кто-то другой. — Всегда…

Том провел пальцами по ее щеке, и как будто горящие, жгучие следы остались на коже.

— Идем, — сказал он, беря ее за руку. — Пока они не явились прямо сюда. Они знают, что Хогвартс много для меня значит. Они могут уже поджидать меня здесь или в Хогсмиде. И они, скорее всего, уже знают, что сюда кто-то трансгрессировал. Нам придется воспользоваться заклинаниями невидимости, пока мы будем здесь. Но после, когда мы спрячем все, что должны спрятать, мы отправимся далеко. Туда, где нас не найдут долгие, долгие годы. И где мы сможем отыскать еще одну реликвию.

— Что все это значит, мой лорд? — спросила Джеки, и с отдаленным, запоздалым удивлением отметила, что странное, напыщенное обращение само слетело с языка, заменив имя.

— Каждое из таких сокровищ приближает меня к бессмертию, — ответил Том. Он остановился у небольшой пещерки между скал. Как видно, он не раз здесь бывал и хорошо знал место. Джеки глянула вниз и увидела прекрасную картину. У далекого, подернутого дымкой и кромкой льда темно-синего, почти черного озера возвышался на скале огромный замок. Множество башенок, остроконечные крыши и шпили, над некоторыми вьется дымок, и необъятное море темного, густейшего леса, почти полностью покрытого снегом. Это и есть Хогвартс, догадалась она, хоть и не видела его ни разу в жизни.

Наверное, Том бывал здесь не раз, любуясь прекрасным замком, который он так обожал, которым так хотел обладать. И это место он выбрал не случайно.

Когда Джеки обернулась, он уже стоял на коленях у двух высоких валунов, похожих на половинки разбитого сердца. Раскрытый саквояж стоял рядом с ним, а в руках Тома была небольшая коробочка, странно знакомая, и вовсе не потому, что она ее уже видела.

Почему-то всплыла в памяти маленькая комната, наполненная ароматом сладких, по-рождественски пряных духов и роз. «Возьмите ее, мой драгоценный…»

Том открыл крышку, и голубовато-белый шелк под нею вздрогнул, как будто вздохнул. Солнце заиграло на его переливчатых складках, а потом Том развернул тонкие лепестки. Круглый золотой бок, тонкие прихотливые ручки. А на сияющей, без единой царапинки золотой глади — чеканное изображение вставшего на задние лапы барсука в высокой траве.

— Это барсук, — тихо сказала Джеки. — Это чаша Хельги Хаффлпафф… И она всегда была…

— О да, — сказал Том, поднимая на нее блистающие глаза, в которых отблески золота играли вперемешку с красными, огненными. — Она всегда была у меня.