Последний пассажир

– Они справились с заданиями, и мы справимся. – Она кашляет от дыма. – «Воздух». Если понадобится задержать дыхание, я это сделаю. Если придется лезть через вентиляционные отверстия, что же, буду стараться изо всех сил, пусть философы-стоики гордятся мной, а потом, вернувшись домой, я проработаю душевные травмы. Задание «Воздух» не может быть хуже того, через что пришлось пройти Каз.

Глава 68

– Каз, просыпайся скорее!

Перед глазами все расплывается.

Вижу лицо Фрэнни. Веснушки. Карие глаза. Она осторожно трясет меня.

– У нас… все в порядке?

– Пора собираться. Я хотела дать тебе поспать как можно дольше, но мы скоро отправляемся в центральное лобби. Уже без двадцати шесть, Каз. Как ты себя чувствуешь?

Я с трудом сажусь.

– Устала.

– Это последствия шока.

Шевелюсь и ощущаю боль во всем теле. Синяки и ожоги от веревки.

– Прости, что?

– Шок. Ты понемногу приходишь в себя. Адреналин все еще в крови. Вот что происходит. Когда мне было девять, как раз перед Рождеством, папа попал в аварию недалеко от Кардиффа. Было скользко, и он не справился с управлением на льду и въехал на тротуар. В итоге мы врезались в дерево.

– Но все уцелели? – хриплю я.

– Мы отделались порезами и ушибами, но машина восстановлению не подлежала. Папе пришлось долго бороться с дверью, чтобы вытащить меня. Он боялся, что может загореться бензобак. В итоге пожара не произошло, но машина, прежде чем врезаться в дерево, сбила пешехода, женщину с нашей улицы. Бедняжка не выжила.

Я накрываю ее руку своей.

– Адреналин может подтолкнуть человека на невероятные поступки. Пожарные были удивлены, что в тот день папе удалось выломать мою дверь. Они сказали, что, учитывая, как она была смята, там требовалась техника. Ты сделала нечто подобное. Я рада, что ты немного поспала, я за тобой приглядывала.

– У нас есть вода?

Фрэнни протягивает мне пластиковую бутылку.

– Это последняя пригодная для питья вода, которую мы собрали.

Делаю глоток. Это все, что осталось в бутылке. Один глоток.

У меня пересохло лицо от соли.

– Если б работал мой телефон или компьютеры, мы могли бы хоть узнать прогноз погоды, – продолжает она. – Как минимум мы бы знали, когда в следующий раз пойдет дождь. Отсутствие информации приводит в бешенство. Легче приготовиться к бормашине дантиста, потому что мы знаем, что через несколько минут все закончится. Этот бесконечный информационный вакуум – новая форма пытки. Может, стоит спросить Адмирала?

– Не трать свой вопрос впустую.

– Твои губы больше не синие, – моргает и улыбается Фрэнни. – Они больше не синие!

– А были синие? – Я провожу кончиком пальца по губам.

– Синющие! Ужас. Теперь они снова розовые.

Я встаю, но ей приходится поддержать меня. Я хмурюсь, потому что эта физическая слабость мне чужда. Это недостаток кинетической силы и энергии. Даже когда я была эмоционально подавлена, испытывая страх, стыд, неуверенность, то всегда могла положиться на свое тело, которое не сдавалось.

Пошатываясь, добираюсь до ванной, где все зеркала и разбрызгиватели заклеены газетами и скотчем, и плачу, когда смотрюсь в неиспользуемую насадку для душа. Усталая женщина, больше похожая на мою маму, чем на привычное отражение в зеркале, с немытыми взъерошенными волосами и белыми кристаллами соли в ресницах и бровях. Ни капли воды, чтобы умыться, ни капли воды, чтобы попить.

Мы присоединяемся к мужчинам и вместе идем по коридору.

Похоронная процессия.

– Пока вы двое спали, я вывел собак на прогулку, – сообщает Смит. – Мне больше всего нравится та, у которой косит глаз. Сьюзи, да? Настоящий мультяшный персонаж, прямо собака из «Улицы Сезам». Гонялась за своим хвостом у фонарного столба. Я влюбился в нее.

Уже почти шесть часов.

Продолжаем идти. Свет выключен, но мы начинаем привыкать к расположению коридоров и к темноте. Четыре истощенные летучие мыши, трепещущие, бьющие крыльями, огибающие острые углы.

Пока мы спускаемся по лестнице, я крепко держусь за перила, и меня подташнивает. Не из-за количества проглоченной в испытании морской воды, а скорее из-за того, что я словно со стороны вижу труппу трагических персонажей. Беспомощные тела, неспособные выбраться из лабиринта, в котором они оказались. Игра внутри ночного кошмара. Уровни изоляции и манипулирования, которые я бы не применила даже к злейшему врагу.

В лобби мрачно и тихо. Четыре лифта неподвижно застыли на разных этажах. В спа-центре темно, а сводчатая галерея разбита вдребезги. Казино украшено панно и картинами, на которых изображены хорошо одетые люди и, как ни странно, собаки в галстуках-бабочках, играющие в карты за столом.

На колонне постепенно оживает экран телевизора.

Мы занимаем свои места.