Последний поход Морица фон Вернера

Не зная, как избавиться от тоски, Мориц, оставив конторку, принялся рассеянно прогуливаться по большой комнате, где вдоль стен тянулись источенные жучками полки со старинными фолиантами и пергаментными свитками. На всем лежал слой пыли, а по затянутым паутиной углам прятались пауки. Раз в неделю по приказу дяди ученик – без особого рвения – проводил уборку библиотеки. Но к следующему понедельнику углы комнаты зарастали новой паутиной. Морицу она не мешала, другие люди сюда заходили редко: монахи грамотностью не отличались и предпочитали заучивать молитвы на слух. Библиотекаря в монастыре давно уже не было, отчего скрипторий пришел в запустение. Книгами никто не пользовался, а те, по которым учился Мориц, принадлежавшие апологетам Церкви, хранились у дяди в келье. Тот привез их в монастырь, когда получил назначение, тщательно берег и выдавал ученику только на время занятия.

Раздумывая, чем бы развлечь себя, мальчик обратил внимание на запертый снаружи чулан. Судя по пыли и рыжему налету на засове, помещение не открывали уже много лет. Подергав железку, запиравшую маленькую дверь, Мориц убедился, что она приржавела к скобе. Пришлось повозиться. Наконец, ударами снятого с ноги деревянного башмака ему удалось сдвинуть засов. Ухватившись за железную скобу, мальчик потянул. Скрипя, осыпаясь трухой, перекосившаяся дверь с большим трудом открылась.

Расчихавшись от пыли, Мориц заглянул в темный чулан. Услышал: с недовольным писком бросились прочь от света мыши. Вспомнил, как находили по всему монастырю гнезда грызунов, сделанные из всякой дряни и бумаги. Увидел кучу фолиантов, сваленных прямо на полу каморки. Разочарованный бесполезной находкой, он наугад вытащил из нее небольшую книгу. Отошел к окну, чтобы рассмотреть. Перевернув шагреневый переплет, прочитал вслух написанное киноварью название:

– Достославная повесть о подвигах доблестного рыцаря Лэнга Белого и языческом короле Скалистых островов…

На следующей странице увидел яркую, раскрашенную иллюстрацию: с причалившего корабля на берег съезжал конный рыцарь в полном турнирном доспехе. Фигура, оружие и латы были настолько тщательно выписаны, что фон Вернер долго любовался замечательной картинкой. Ему даже захотелось вырвать листок из книги и повесить у себя в келье. Но то было невозможно, и Мориц отказался от этой идеи. Положив фолиант поверх богословского трактата, он приступил к его тщательному изучению.

* * *

Обнаруженная в чулане библиотека оказалась даром покойного барона Мербауха монастырю. К несчастью, около сотни томов попали в скрипторий в отсутствие библиотекаря: того изгнал прежний настоятель за шашни с крестьянскими девками. Вскоре начальство сменилось, в монастырь приехал отец Никодем, и в суматохе получилось так, что о подарке, сложенном в чулан, забыли. С тех пор рыцарскими романами, старинными балладами и сказочными сочинениями – собрание барона было светским – занимались исключительно мыши и жучки.

Начав читать о рыцаре Лэнге, Мориц не заметил, как увлекся, и прервался, только когда от дяди прибежал служка с напоминанием, чтобы он явился к обедне. С нетерпением выстояв службу, мальчик поспешил вернуться в скрипторий. С тех пор время, проводимое за книгами, стало для него самым счастливым в монастырской жизни. Рассказывать другим о своей находке он поостерегся. По двум причинам: могли наказать за то, что сунул нос, куда не надо, а, кроме того, дядя называл светскую литературу занятием недостойном верующего человека. Авторы, сочинявшие романы и стишки, были для патера Никодема кем-то вроде фигляров и шутов, кривляющихся на потребу грешникам. В лучшем случае, когда дело касалось человека, завоевавшего бесспорный авторитет в теологии, дядя горько замечал: «Любой подвержен искушению». Было в его пантеоне несколько авторов, пришедших к праведной жизни из светской и успевших легкомысленно нагрешить словом. Именно их отец-настоятель приводил племяннику в пример того, как праздные и беспутные люди обрели спасение в вере. Но если бы через неделю, незаметно пролетевшую, благодаря чтению романов мальчика спросили, что он считает заслуживающим большего внимания… Ну, например, «Повесть о трагической жизни благородного князя Тибальда» сочинителя Глорио Урренского или «К вопросу о дарованном нам триедином воплощении Господа Всемогущего» брата Урбана – святого отшельника. Он бы, не колеблясь, выбрал первое. Хотя авторы были одним и тем же человеком, впрочем, сильно изменившимся к старости.