Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в.

В отличие от речи в Варшаве 1818 г., которая вызвала в России многочисленные публикации в прессе и отклики – от бравурных до резко осуждающих, появление Александра I на Боргоском сейме и его выступление перед собравшимися менее чем за десятилетие до этого не вызвали сколько-нибудь существенного отклика у российской элиты. Выступление Александра на сейме в Финляндии не публиковалось в российских газетах. «Санкт-Петербургские ведомости» отметили лишь, что «от Финляндского сейма по предварительному назначению в городе Борго собравшегося здесь представлена была Государю Императору депутация для поднесения поздравления с благополучным Его Императорского Величества прибытием в Финляндию»[1417]. Равным образом присоединение к Великому княжеству Финляндскому в 1811 г. входившей с петровских времен в состав Российской империи «Старой Финляндии» (Выборгской губернии)[1418] не вызвало никакого протеста. Общественная реакция на это событие была несопоставима с тем возмущением, которое было высказано Александру по поводу планов присоединения к Царству Польскому Литвы[1419]. В титуле российского императора Финляндия получила статус великого княжества[1420], который был существенно ниже статуса Польши, ставшей царством[1421].

При всей внешней декларативности произошедшего на Боргоском сейме и того значения, которое Финляндия имела для формирования концепции особости западных территорий, этот проект Александра начал приобретать символические коннотации позже и непосредственно в связи с разворачиванием российской политики в Царстве Польском. Показательно, что, войдя в императорский титул российского монарха в 1808 г., Финляндия занимала четырнадцатое, а после присоединения к империи Царства Польского – пятнадцатое место в списке территорий[1422]. Однако в 1826 г. княжество появилось на надгробии императора Александра уже в заглавной триаде – Российская империя, Польша и Финляндия[1423]. За менее чем два десятилетия статус этого региона колоссально вырос. Такая динамика стала возможной только в рамках существования единого контекста, который, выдвигая вперед Польшу, перемещал на первый план и Финляндию.

Такую взаимозависимость можно обнаружить при анализе материалов подготовки к похоронам Александра I. Тело покойного императора еще находилось в Таганроге, а в столице едва был подавлен мятеж декабристов, когда петербургская Печальная комиссия начала поиск финляндских регалий власти. Толчком к самой постановке вопроса стало упоминавшееся в главе 1 обсуждение польской короны и вопроса о включении последней в похоронную церемонию. Чиновники, занятые подготовкой похорон, внезапно вспомнили и про Финляндию, и глава Печальной комиссии князь Алексей Куракин обратился к статс-секретарю Великого княжества Финляндского барону Роберту Ребиндеру с запросом: «…в приуготовленную печальную процессию нужна корона, герб и другие регалии Великого княжества Финляндского… В следствие чего покорнейше прошу Вашему превосходительству приказать заблаговременно все сии вещи приготовить и доставить в Печальную комиссию»[1424]. Ответом на это было сообщение барона, что «короны и прочих регалий Великого Княжества Финляндии… вовсе не имеется»[1425]. Дискуссию подобного порядка, однако, едва ли следует воспринимать как курьез или причуду Куракина. В конце 1820‐х гг., подталкивая императора Николая I к участию в католическом богослужении во время коронации в Варшаве, великий князь Константин Павлович также разыграл карту финляндской политической субъектности, указывая императору, что если бы последнему пришлось «короноваться великим князем Финляндским», то ему «следовало бы присутствовать при лютеранской проповеди»[1426].

Действительно, к моменту вступления императора Николая на престол связка Польша – Финляндия была уже достаточно сильна. По мере реализации своей политики в Царстве Польском во второй половине 1820‐х гг. монарх, как кажется, все больше оглядывался и на Финляндию. Так, первое посещение Николаем I Финляндии пришлось на конец лета 1830 г.[1427], то есть произошло сразу после второй поездки в Варшаву в мае 1830 г. При этом сохранившиеся источники показывают, что монарха ждали в Финляндии уже с декабря 1828 г., а значит, приготовления к визиту, причем вполне основательные, велись в период подготовки и проведения варшавской коронации[1428]. В январе 1829 г. А. Х. Бенкендорф сообщал генерал-губернатору Финляндии А. А. Закревскому, что до государя дошла «книжечка на шведском языке… содержащая в себе инструкции данные будто бы… в случае предполагавшегося приезда его величества в тамошний край». Речь шла об опубликованном церемониале встречи императора Николая во время его поездки в Великое княжество Финляндское. Шеф жандармов выражал удивление и просил от имени императора разъяснений, действительно ли ландтаг выдал предписание публиковать инструкции такого рода[1429].