Довольно подробно рассказывает Левек о передаче пленника гетману Жолкевскому, а также о смерти утратившего власть царя: «Жолкевский… отправил к Сигизмунду Шуйского, его жену и братьев – Дмитрия и Ивана. Потом всех их доставили в Варшаву, где держали в заточении. Там они и умерли. Среди русских говорили, что царя и его брата Дмитрия отравили в тюрьме»[1583]
. Интересно, что оценка деятельности Шуйского оказалась у Левека увязана с действиями Сигизмунда III: «Их (братьев Шуйских. – Прим. авт.) похоронили прямо на дороге и в том месте поставили колонну с лицемерной надписью, будто бы от имени Сигизмунда, которому приписывался этот славный подвиг – держать в заключении уже свергнутого и постриженного в монахи государя. Судьба Шуйского сложилась несчастно, и его можно пожалеть, если забыть, как подло он искал благосклонности Годунова. Впрочем Борис погубил его семью. Но Шуйский поддерживал преступные интересы этого честолюбца и в сговоре с ним жестоко и несправедливо преследовал вдову царя Ивана и ее родню. А если еще и предположить, что Шуйский виновен в смерти Скопина-Шуйского, которого должен был любить как своего племянника, наградить как самого верного подданного и быть благодарным как своему защитнику, тогда сочувствие к нему может поубавиться, а останутся презрение и ненависть. Но Шуйский носил корону и как государь был братом Сигизмунда. И недостойно для короля его судить»[1584]. П. Левек дает оценку царю Василию Шуйскому, в вину которому ставится поддержка Бориса Годунова и убийство племянника – известного полководца М. В. Скопина-Шуйского. С другой стороны, историк, признавая несчастья, обрушившиеся на Шуйского, осуждает Сигизмунда III, который не должен был «судить» поверженного московского царя. Историк не пишет о состоявшейся в Варшаве церемонии принесения присяги, но повествует о мемориале, устроенном Сигизмундом на месте захоронения Шуйского.Как же император воспользовался существующими у него знаниями во время подготовки и проведения коронации? В переписке с великим князем Константином Павловичем и другими участниками событий, а равным образом и в материалах архивных дел, отражающих процесс подготовки к церемонии, нет никакой рефлексии относительно специфики мемориального контекста. Присяга Шуйских при обсуждении и организации коронации никогда не упоминалась, а топография Варшавы появлялась в источниках личного происхождения и русской прессе без какой-либо привязки к историческим событиям или без интерпретации последних. Так, А. Х. Бенкендорф, отметивший в воспоминаниях зал Сената в Варшавском замке, уточнил лишь, что для церемонии была выбрана «огромная зала… замечательная по некоторым историческим воспоминаниям
»[1585]. Статья в «Отечественных записках», повествовавшая о коронационном шествии из замка в собор Св. Яна, отмечала только то, что «вокруг Сигизмундовой площади, по которой должна была шествовать процессия, были построены скамьи в виде амфитеатра для 3000 особ»[1586]. В «Вестнике Европы», который поместил в одном из летних номеров 1829 г. материал о Варшавском замке, упоминание королей Сигизмунда III и его сына Владислава IV вообще не было привязано к истории Смутного времени или их роли в событиях, развернувшихся в Московском царстве в начале XVII в.[1587] В другом случае описание Мраморной залы замка, оформленной картинами из жизни польских королей, также не имело никаких отсылок к России[1588]. Иными словами, для прессы коронация не стала поводом прямо вспомнить или хотя бы упомянуть между делом историю русско-польской войны.Московская часовня вообще не нашла отражения в указанных документах. С одной стороны, она находилась на некотором расстоянии от места основного церемониального действа[1589]
. С другой стороны, эта часть Варшавы стремительно изменила свой облик в конце царствования Александра I: к моменту приезда императора Николая перед Московской часовней, к тому времени почти руинированной[1590], возвышалось здание Общества друзей наук, строительство которого было инициировано в 1820 г. С. Сташицем, директором Комиссии промышленности и искусств в Царстве Польском[1591]. Здание могло скрыть от глаз часовню[1592]. В любом случае появление дворца Сташица переформатировало окружающее пространство, сместив акценты в сторону от мавзолея Шуйских.