Очевидно, отсутствие у Николая I и его свиты, прибывшей на коронацию в Варшаву, какой бы то ни было зримой реакции на антирусскую топографию польской столицы являлось частью политической стратегии. Характерными чертами последней были отказ от подрыва польской версии памяти о событиях начала XVII в. и отсутствие стремления продвигать в Царстве Польском трактовку истории, которая уже сформировалась в Российской империи. Решение не фиксироваться в момент нахождения в Варшаве на памяти о польской агрессии периода Смуты и эпизоде с унижением детронизированного Василия Шуйского мало чем отличалось от стратегии забывания Отечественной войны 1812 г. Польская версия – незапрещенная, то есть де-факто разрешенная – функционировала в значительной мере автономно. Польша, утратившая независимость за несколько десятилетий до описываемых событий, в глазах российской власти не потеряла право считаться политическим субъектом, формирующим в том числе и собственную версию национальной истории[1609]
.«Я найду средство… простить»
10.1. «Еще не поздно изгладить минувшее!»: Николай i и начало польского восстания
Стратегия управления Царством Польским, которой придерживались российские императоры вплоть до 1830 г., сопровождавшаяся к тому же колоссальными финансовыми вливаниями и экономическими преференциями, сформировала основу для укрепления субъектности территории. Восстание 1830–1831 гг. стало наиболее ярким проявлением нового польского взгляда на себя, свои права и возможности[1610]
.Сейчас восстание принято обозначать 1830–1831 гг., однако в советской исторической литературе оно часто датировалось одним только 1831 г., или именовать «ноябрьским», с отсылкой к 17 (29) ноября 1830 г., то есть к моменту нападения на Бельведерский дворец великого князя Константина. Такая не вполне, казалось бы, логичная схема имела четкое обоснование, поскольку период активных боевых действий русской армии на территории Польши пришелся именно на 1831 г. Русское общество было проинформировано о событиях в столице Царства Польского императорским манифестом «О возмущении, происшедшем в Варшаве» еще 12 декабря 1830 г.[1611]
, но о переходе императорской армии через границу с Царством стало известно лишь в самом конце января[1612].Рассмотрение хронологии восстания показывает, что императору Николаю потребовалось несколько месяцев, чтобы открыть военные действия против мятежников[1613]
. И это при том, что восстание началось с покушения на жизнь Константина Павловича, то есть представителя правящей династии, при этом последнему удалось спастись исключительно благодаря счастливому случаю. В первые дни восстания в Варшаве были убиты несколько лояльных Николаю I польских генералов, создано временное правительство и назначен диктатор.Анализируя события этих месяцев, современники, а за ними и историки много рассуждали о неверных действиях цесаревича, отказавшегося от подавления мятежа в первые его часы или даже дни, а затем отпустившего, то есть фактически отправившего в Варшаву лояльные ему польские части. В потоке этих высказываний появляется и прагматическое объяснение паузы, которую взял Николай I: императору необходимо было собрать войска против мятежников. Империя вполне последовательно реализовывала установку о польской армии как «передовой страже»: на западных рубежах страны были сосредоточены главным образом войска Царства, ставшие теперь мятежными. Кроме того, войска, измотанные Русско-турецкой войной 1828–1829 гг., размещались на зимних квартирах, и их перемещение к границе Царства потребовало времени. Назначенная в поход русская армия составила 183 тыс. человек[1614]
; сбор и организация частей заняли не менее трех месяцев[1615].Не отрицая реальных сложностей, с которыми столкнулся Николай I, стоит отметить, что поворотным моментом в процессе принятия решения о силовом подавлении восстания стала произошедшая в Варшаве детронизация – декларативное лишение императора Николая (и Романовых вообще) польского трона. Именно после получения информации об этом монарх издал упоминавшийся манифест о переходе русской армией границы Царства Польского. Иными словами, повестку дня и логику развития событий первых месяцев восстания формировала в значительной мере польская сторона.