Читаем Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в. полностью

Примечательно и то, что процитированные выше слова Николая у стен построенной после восстания Александровской цитадели, в которой император угрожал Варшаве «разгромом», сопровождались формулировкой «и, уж, конечно, я не отстрою ее заново»[1759]. Было ли неизвестно откуда появившееся дополнение к прямой угрозе свидетельством имевшихся у монарха сомнений? Интересно, что несколькими годами ранее П. А. Вяземский, фиксировавший в своем «Дневнике» резкие критические замечания относительно пушкинских текстов, записал: «Смешно, когда Пушкин хвастается, что „мы не сожжем Варшавы их“. И вестимо, потому что после нам пришлось же бы застроить ее»[1760]. Поэт, придерживавшийся в отношении подавления восстания установок, диаметрально противоположных властным, чутко уловил суть выстроенной дуальной модели взаимоотношений, в основании которой лежала связка разрушение – восстановление.

После подавления восстания по вводимому в Царстве «Органическому статуту» (1832 г.) польский сейм и польская армия перестали существовать. Существенно, что «Статут» не уничтожал коронование монарха как польского короля. Согласно статье 3 этого документа, «Коронование Императоров Всероссийских, Царей Польских, заключается в одном и том же священном обряде, который будет совершаем в Москве, в присутствии Депутатов Царства Польского, призываемых к участвованию в сем торжестве»[1761]. По сути, Николай I не нашел возможности просто перечеркнуть александровское установление. Даже после бунта поляки оставались, по точному определению Н. М. Карамзина, в утвержденном законом «достоинстве особенного державного народа»[1762].

В мае 1831 г. в Петербург прибыла делегация Царства Польского. По этому случаю в Зимнем дворце были собраны представители военного и гражданского корпуса империи – генералы и адмиралы, штаб– и обер-офицеры гвардии, сухопутный и морской штаб, сенаторы, гражданские чины первых четырех классов, а также придворные[1763]. Дамы были одеты в «русское платье»[1764]. «Старший депутат» произнес речь, в которой выражал монарху «верноподданнейшую благодарность за Всемилостивейшее всепрощение и за оказанные Царству милости»[1765]. Важные для позиционирования власти Романовых в Царстве риторические структуры «прощение» и «благодарность» сошлись наконец воедино. Чтобы обрести благодарность за прощение, потребовалась, впрочем, директивная установка со стороны императора, а пространством, в котором все присутствующие смогли обнаружить столь вожделенную гармонию, стал Зимний дворец. Нарратив взаимодействия с Польшей усложнялся, но не менялся.

Весной 1832 г. в Польшу начали возвращаться уроженцы Царства, высланные во внутренние губернии империи в период восстания[1766]. Прощенных отправляли на запад «на счет доходов Царства Польского»[1767], в казне которого после длительного военного противостояния с Россией денег не было. А значит, «капитальный долг» Царства перед Российской империей продолжал расти.

Обиженный на Польшу Николай не был в Варшаве несколько лет. Приехав в столицу Царства Польского в 1835 г., он произнес пред пришедшими приветствовать его депутатами эмоциональную речь, в которой укорял их в неблагодарности и нарушении клятвы верности[1768]. Император вновь говорил со своими поляками; он описывал новые – по своей глубинной сути старые – принципы отношений между поляками и империей. Все действо было организовано в имении Лазенки недалеко от столицы, откуда несколькими годами ранее бежал ноябрьской ночью едва избегнувший убийства великий князь Константин Павлович. В честь приезда монарха Варшава была ярко иллюминирована. Городские здания украшал, как и прежде, вензель «М» – Миколай.

Заключение

21 апреля 1945 г., за несколько дней до окончания Второй мировой войны, Советский Союз и Польская Республика подписали «Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве».

К этому моменту у новой, советской власти уже была своя история взаимоотношений с Польшей, которая получила независимость после падения Российской империи. В этой истории была проигранная Советско-польская война 1919–1921 гг. с колоссальным количеством жертв[1769] и заключенный по итогам противостояния Рижский мирный договор (1921 г.)[1770], закрепивший переход под контроль Польши части территорий бывшей Российской империи. Согласно последнему документу, советская сторона освобождала Польшу «от ответственности по долговым и всякого рода иным обязательствам… по внешним и внутренним займам бывшей Российской Империи»[1771] и брала на себя обязательство выплатить военную контрибуцию[1772]. Выплаты, что примечательно, не связывались прямо с поражением в войне. Польша, согласно договору, получала эти деньги за «активное участие земель Польской Республики в хозяйственной жизни бывшей Российской Империи»[1773]. Таким образом, Советская Россия объявлялась правопреемницей Российской империи и должна была заплатить Польше за ее столетнее пребывание в составе страны[1774].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии