Последний разговор с Назымом

Назым, ничего не хочу. Просто обнять тебя. Подойти сзади, обнять, прижаться щекой к твоей спине.

За неделю до твоего приезда я получила права и решила испытать себя на дороге. Поехала на Валдай – это хоть не полторы тысячи, как до Коктебеля, а всего 400 километров, но для меня было все равно много. Что там со мной происходило и какой я водитель – рассказала тебе честно, предлагая ехать в Крым поездом.

Меня встречали в деревне так:

– А ты из правительства какая? Вон как рулем пыль подымаешь, и юбка у тебя богатая, вон сколько оборок, поди метра три вбила, не жалела… Нет, у меня нельзя. У меня сынок на чердаке от водки удавился. Вчера девять дней справили. У этой детки мал мала меньше. Одна тебе дорога вон к той избе. Она одна живет, муж ее уж сколько лет назад пьяный замерз. Телевизор у нее есть.

А бабка, приютившая меня на ночь, вспоминала, как во время войны у нее в доме останавливался «военный херувим, генералам полковник, золотой весь». Была с ним девушка «в белых перчаточках, на кушанья поставленная».

И так потрясло бабку их появление и неземная красота, что всю ночь пролежала она с перепугу под своей кроватью за дощатой щелястой перегородкой.

Но ты, вдоволь насмеявшись, сказал:

– Послезавтра рано утром выезжаем, Веруся. На такой дороге, как Москва—Симферополь, вряд ли попадутся люди с телегами.

И вот мы едем в Коктебель. Останавливаемся в разных селах и деревнях. Почему-то я запомнила там, в сельских магазинах, сделанных из сливочного масла огромных зайцев. Были они толстые, желтые, немного оплывшие… А глаза у них – кусочки свеклы… Помню, как ты все удивлялся этой странной фантазии.

Назым, прости меня! Прости! Ради Бога. Как хочется взять свои слова назад теперь, когда это уже невозможно. Как казню себя, а на сердце легче не становится. Помнишь, перед самой весной 1963 года Борис Слуцкий перевел твою последнюю поэму «Репортаж из Танганьики в десяти письмах», и ее читали в разных редакциях. К тому времени было известно, что «Репортаж» будет печатать журнал «Молодая гвардия». Ты был доволен этой работой. Тебе казалось, что здесь ты удачно развиваешь принципы соединения лирики и публицистики, найденные в «Соломе волос». Ты радовался, что поэму скоро опубликуют, тебе всегда хотелось, чтобы стихи, написанные вечером, наутро с газетой приносил почтальон.