Последний рейс

Борис закурил, поднял воротник куртки, осторожно, чтоб не свалиться за борт, прошел на нос катера, присел на подвернувшийся ящик. Некоторое время он сидел так бездумно, согреваясь теплом табачного дыма. А потом непрошено вернулись видения прошедшего лета… Деревенька Сатыга. Фельдшерский пункт, Рита Кречетова.

На другой день после отъезда Семена Грачева Борис вынужден был отправиться в медпункт. Ночью сгоряча он еще таскал вместе со всеми ящики с рыбой на самоходку Лосинского, но днем от малейшего прикосновения к спине, к плечам кожа вспыхивала нестерпимой жгучей болью, сама рубаха казалась орудием пыток, а натянуть через плечи неводной канат было совсем невмоготу — занозы стали нарывать. Валов, заметив это, прогнал Денискова в медпункт.

Пока шел от песка до деревни, направляясь к аккуратному домику медпункта, боль утихла. На редкость чистый день уродился в тот раз. Песок, если смотреть на него с крутизны материкового берега, горел насыщенно-оранжевым цветом. Сосновый лес невдалеке зеленел так сочно, как не бывает летом, как зеленеет он лишь зимой. Все краски этого дня жили на редкость яркой самостоятельной жизнью, не смешиваясь, не переходя в полутона, полуцвета. Контрастный был день. И этим именно он властвовал над человеком, заглушая все чувства и мысли, кроме ощущения и мысли о радости бытия, простого присутствия на земле… На этой земле, в этот день. Борис полностью подчинился такой власти и бездумно шагал по маленькой деревушке. Прошел мимо магазина, на крыльце сидела Тося Маркушина — дурашливо помахал ей рукой. Лайка лениво растянулась посреди дороги — наклонился, пощекотал ей загривок. Курица с выводком переходила путь — посвистал вдогонку подрастающему поколению. Поднялся на крыльцо медпункта, потянул на себя тяжелую дверь в сени, постучался в беленькую с крашеными стеклами дверцу:

— К вам можно?

Молодая фельдшерица Рита Кречетова от нечего делать перебирала нехитрый скарб кабинетика, смотрела в окно и подумывала уже сбежать на реку искупаться, позагорать — все равно больных не было. Вообще за неделю жизни в Сатыге к новой медичке обратилось всего три человека. «Здоровый народ, — с обидой размышляла девушка. — Зачем им медик, без меня обошлись бы… только зарплату зря получаю. Стыдно даже. Все работают, а я одна… Вон рыбаки…» Рита подумала, что неплохо бы сходить на песок, в гости к рыбакам. «А почему в гости? — тут же нашла она оправдание. — Мне и положено побывать там. Посмотреть, в каких санитарных условиях живут, чтоб эпидемии какой не случилось». Про эпидемию она понимала, что зря: какая на свежем воздухе у чистой реки может быть эпидемия! Но посмотреть на рыбацкую жизнь хотелось, и Рита твердо решила завтра же с утра отправиться на песок. А пока не грех выкупаться в Оби, вон солнце как морит, в комнате долго и не высидишь. Рита принялась снимать халат, когда в дверь постучали и сочный молодой баритон произнес:

— К вам можно?

Перед ней стоял невысокий широкоплечий парень в синей рубахе с закатанными рукавами, в брезентовых рыбацких штанах. Темно-русые волосы густой беспорядочной волной бежали К затылку, открывая высокий загорелый лоб, оттеняя глубокую северную синеву веселых глаз. Удивительно, но она как-то сразу, одним взглядом охватила лицо парня, его безмятежное, жизнерадостное выражение. Чуть курносый, улыбка бездумная, обаятельная. Было в этой улыбке еще и удивление… Чему он удивляется?

А Борис, переступив порог чистенького белого помещения, действительно удивился, растерялся. Зачем он сюда пришел? И вообще, куда это его занесло? И эта девушка перед ним, кто она?

— Что вам нужно? — спросила девушка.

И Борис увидел неровный ряд зубов с набегающими друг на друга резцами, легкие, должно быть нежные, губы. Она вскинула рыжеватые ресницы, и ему представилось: если прикрыть этим прозрачным веером глаза и смотреть на солнце, то лучи его будут разбиваться на полный спектр. Лоб у нее матово-чистый, трогательный в своей беззащитной незагорелости.

«Странный парень, — подумала Кречетова и быстро-быстро застегнула пуговицы халата. — Чего он молчит?.. Чокнутый, что ли… уставился прямо…»

— Вы больны? — голос фельдшерицы стал сердитым.

Она уже сидела за столом и смотрела на него отчужденным строгим взглядом. Борис независимо передернул плечами, пронзительная боль судорогой пробежала по всему телу, он не смог сдержать гримасу боли на лице.

— Садитесь, — скомандовала девушка. У вас что-то болит, ведь так?

— Спина… кожа, понимаете?.. Занозы… — Борис поморщился.

— Снимайте рубаху.

Пальцы у девушки были тонкие, чуткие и холодноватые, их прохладные прикосновения успокаивали горячую боль… Борис терпеливо лежал на животе, перенося болезненную процедуру: фельдшерица то пинцетом, то иголкой извлекала многочисленные занозы.

— Терпите, терпите, миленький… — повторяла вполголоса Кречетова. — Вот и хорошо… еще одна, вот она… терпите…