Последний рейс

Через час, весь перебинтованный, он сидел у столика и смущенно отвечал на вопросы фельдшерицы. Девушка заполняла больничную карточку, старательно отводя взгляд от пациента. Борис видел испарину на ее виске, видел, как вздрагивают ее руки, и думал, что бедной девчонке пришлось изрядно потрудиться над его задубевшей шкурой. «Наверное, в первый раз такая операция», — усмехнулся он в душе. Фельдшерица неожиданно оставила писанину, бросила руки на колени, рассмеялась счастливо и облегченно.

— Ну надо же… так испатесовался! Ты что, через поленницу полз? — сквозь смех проговорила она. — Я так испугалась, так испугалась. Думаю, что же тут делать?.. Нас ведь не учили занозы вытаскивать… Ой, какая жуткая спина-а…

— Да ну, пустяки, — добродушно поддержал Денисков.

— Какие пустяки, что ты! Живого места нет.

— До свадьбы заживет. — Борис смотрел на девушку, отмечая ее простодушную гордость за удачно сделанное дело.

Уходя, Борис взял ее руку в свои большие ладони и, глядя прямо в глаза, спросил:

— Как звать-то тебя, спасительница?

— Маргарита Ива… Рита… Кречетова.

— Ну, мои анкетные у тебя записаны. Ты, Pnia, приходи к нам на песок. Ухи отведаешь настоящей, а?.. Придешь?..

— Приду. Проверить надо, чтоб тебя на легкий труд перевели.

— Легкий труд?.. Ха-ха… Да у нас везде легкий труд. У нас, Рита, все легкое. Рыбак, он легок на подъем. У башлыка легкая рука… Другое дело, когда невод легонький идет, тогда уж плохо. Придешь, Рита?

— Приду, Борис.

Она пришла на следующий день перед обедом. Как раз заводили вторую тоню. Водомет уже стоял у берега, и мужики вытягивали на сушу оба неводных крыла. Рита села в сторонке на высохшую корягу и во все глаза смотрела, как действуют рыбаки. Она с наивным восхищением следила, как метр за метром выползает из воды бесконечное клетчатое тело невода. Она видела, как багровеют лица мужиков, как напряженно перекатываются на руках, плечах и спине крупные, привычные к нелегкой работе мускулы. Невольно она выделяла Бориса Денискова. Забыв, что он ее пациент, что ему назначен легкий труд, Кречетова с удовольствием отмечала, что у него все получается необыкновенно ловко, споро, с веселым мальчишеским шиком. Так оно в действительности и было, настроение у Денискова было отличное: он сразу заметил молоденькую фельдшерицу, ее присутствие подстегивало его, подогревало, веселило. Скоро девушку заметили и другие рыбаки. Катерист Николай Соловьев осторожно толкнул Денискова в бок:

— Смотри, Борь, твоя фершалка пришла.

— Откуда знаешь, что фершалка, на лбу у нее не написано…

— А вона сумка с крестиком.

— Без тебя вижу, что пришла… — смущенно буркнул Денисков. — Чего лыбишься-то!

Подтянули на мелководье мотню. Началась выгрузка рыбы. Бригадир закурил, кивнул Денискову на берег:

— К тебе, верно. На перевязку, а?.. Иди пока, без тебя управимся… — щурясь на девушку, сказал он. — Да пусть обедать остается, там Соловьев, поди, уху сварганил.

Обед у костра прошел на этот раз веселее обычного. Объяснялось это, конечно, присутствием тоненькой фельдшерицы. С начала путины у рыбацкого котла еще ни разу не появлялась женщина. После обеда Валов объявил отдых: вот-вот должна была подойти «пэтээска» — сделать третью тоню все равно не успели бы. Рита придирчиво осмотрела рыбацкое жилье, порасспросила у мужчин о здоровье, сделала внушение бригадиру за некоторые непорядки по части санитарии. Потом забрала Денискова с собой в медпункт на перевязку.

В рыбацком лагере Рита чувствовала себя уверенно, старалась быть строгой. Но как только осталась вдвоем с Денисковым, притихла, потеряла недавнюю бойкость и уверенность. Тут, видимо, сказались и взгляды и реплики, какими провожали их рыбаки. «Зачем явилась на берег! — казнилась она. — Что подумают люди?.. Подумали уж… Не маленький, сам бы пришел на перевязку». Шли молча.

В медпункте Рита снова почувствовала себя увереннее. Письменный стол, бумаги, ручка, стетоскоп, термометры — привычные атрибуты медицины внушали ей строгость, независимость. И Денисков почувствовал образовавшуюся между ними дистанцию. Он послушно дал разбинтовать себя, с блуждающей улыбкой подчиняясь коротким приказам Кречетовой. С той же улыбкой выслушал ее похвалу:

— Удивительно быстро проходит у вас.

Он снисходительно отметил это «у вас». А когда девушка, наложив новую повязку, принялась завязывать бинт на его груди, приподнявшись на цыпочки, Борис неожиданно для себя обнял ее. Она заколотила в грудь маленькими кулаками. Очнувшись, Борис разомкнул руки, но отметил, что не сразу вырвалась девушка, что одно мгновение она была с ним. И ее глаза кружились некоторое мгновение в смятении. Он снова обнял ее, но ощутил твердость узких плеч, решительность движений. Она отошла к столу, села, закрыла лицо руками.

— Я прошу тебя… прошу, Боря. Не надо так… не надо.

Он стоял посреди комнаты, в бинтах, без рубашки, растерянно уставясь на вздрагивающую худенькую спину девушки. Потом натянул рубаху, пошел к двери, но в последний момент передумал, вернулся к столу, осторожно обнял фельдшерицу, коснулся губами завитка волос на виске: