Последний рейс

— Лосинский матерится, конечно?..

— А ты как думал?!

— Пускай его… — Валов махнул рукой. — Все равно сейчас грузить у нас некому. А рыбы у меня много.

— Все еще рыбачите?

— Налим идет, Борис. Налим здоровенный, так и прет! Жалко упускать. Мужики все испатесовались вусмерть, аха.

На голоса вылез из кубрика капитан. Против ожидания он не накинулся на Валова с обычной скучной руганью: Александра, судя по всему, он уважал, признавал за трезвого толкового человека и побаивался его.

— Что, Валов, — степенно обратился он, — загулял народец-то?..

— По такой погоде три тони сегодня завели, только что с песка приехали… Сам понимать должен, уморились мужики.

— Ну ладно тогда, коли так, — совсем отмяк Лосинский.

— Утром живехонько загрузим… Рыбы-то мно-ого. Налим здоровенный прет!

— Ну тогда спим до утра, — капитан зевнул и действительно отправился спать.

Борис и Александр закурили из одной пачки, постояли молча, будто заново приживаясь друг к другу. Первым молчание прервал Валов, он бросил папиросу за борт, сказал утверждающим голосом:

— Что, Борис, айда ко мне на ночлег. Поужинаем, поговорим за жизнь.

— Да я уж и сам хотел тебя искать.

— Вот и ладно.

Рыбак, как небольшой медведь, побежал на четвереньках по ледяному трапу в темное небо. Потом протянул руку неуклюжему товарищу, рывком поднял Денискова на помост. С эстакады пристани они еще карабкались метров пятьдесят по глинистому утору, наконец выбрались на деревенскую дорогу. Большое село размахнулось в основном справа на речном крутоярье. Там перемигивались яркими звездочками окон многочисленные дома, домики, домишки. Сквозь легкую снежную пелену слышался глуховатый, непременный для северных поселений постук электростанции. Ветер доносил кухонные запахи. В предзимней тоске выла какая-то заполошная собака — скорей всего неприкаянная дворняга. Прошла стороной какая-то компания — голоса погукали в белесой тьме и затихли.

— Погоди немного, — попросил Денисков и замер, словно переводя дыхание. Его остановило, захватило дух странное, неожиданное ощущение полета, которое усиливалось снежной круговертью, размытостью всех угадываемых очертаний. И далекий обский шум внизу казался эхом пролетающих мимо других миров. И налетевший ветер безбрежных пространств тревожно гудел вокруг, озаряя человеческое сознание предчувствиями грядущих перемен. И так вдруг защемило сердце… И Борис почувствовал, как много накопилось в его душе такого, что жаль оставлять, нельзя потерять, забыть, растратить попусту; что сам он богаче, чем думал раньше, что в жизни все не так просто, как считал раньше. И он почувствовал себя высоко и увидел вдали еще один человеческий крохотный мирок в десяток домишек… в одном из них тревожно горят три оконца, и там прислонилась к стеклу лбом девушка и смотрит во вселенную грустно и укоризненно.

— Айда, что ли, — нетерпеливо потянул Денискова за рукав Валов.

На высоком крыльце валовского дома дремала лохматая собака. Хозяин потрепал ее по загривку, смахнул с нее снег, с теплой гордостью похвастался:

— Это, Боря, настоящая лайка, чистой породы, — вздохнул. — Сейчас, брат, такую собаку не везде найдешь.

От яркого света и густого тепла в избе Денисков разомлел. Хозяйка, жена Валова Катерина, встретила их широкой улыбкой.

— А я ровно знала, что гости будут: пироги сегодня навела. Один уж скоро поспеет. Проходите в избу-то.

Проходить в избу значило в красную горницу проходить. Борис прошел туда вслед за Александром, с любопытством присматриваясь к обстановке. Дом у бригадира был просторный: кроме залы, он заметил двери еще двух комнат. Красная горница казалась особенно широкой, потому что не отличалась богатством мебели.

Хозяин, заметив наблюдение гостя, поторопился объяснить:

— Бедновато, конечно. Мы ведь второй год здесь. Только что мясом обрастать стали, а то вообще одни кровати стояли. Голо было, хоть сети суши в избе.

— А что, погорели, что ли? — удивился Денисков.

— Хм… как глянуть на это дело… Я от прежней бабы ушел в чем был, все ей оставил. Катерина вот мужа схоронила, хозяйство свое дочери старшей отдала, когда ко мне переехала… по моему приказу, конечно.

— Что так строго?..

— Так знаешь, Боря, надумал я жизнь второй раз снова налаживать. И чтоб старого тряпья под ногами не путалось!

Из кухни выглянула Катерина:

— Где ужинать будете, Саша?

— Тащи сюда.

— А я бы на кухне лучше… — неуверенно предложил Денисков. Он знал, что мужской задушевный разговор на кухне всегда теплей, проще, откровенней. А ему хотелось именно такой дружеской беседы.

— Ладно, давай там, — согласился Валов.