Последний рейс

— Рит… — прошептал он, — ну, прости, ладно?.. Не обижайся…

Что-то в предутренней темноте сдвинулось. Воздух сразу похолодел и загустел, концентрируя в себе какую-то новую силу. Стало трудно дышать, и Денисков несколько раз поперхнулся табачным дымом, который тоже потерял мягкую летучесть. Вокруг все затихло, затаилось в предчувствии скорой перемены. Борис тоже замер в ожидании этой перемены, оторвавшись от воспоминаний.

Над головой послышался хрусткий шорох, потом все задвигалось в воздухе — и мощный снежный заряд ударил наискось на землю, на реку, на все живое и замерзающее… И скоро вся округа потерялась в снегопаде. Первый снег на Оби. Он явился неожиданно. Он шел и шел. Уже через несколько минут все вокруг растворилось в молочном шорохе. Потом ударил и первый серьезный заморозок. И жизнь вокруг приобрела предзимнюю бодрость и звучность.

V

В Колосово пришли вечером, в темноте. Сыпал мелкий колючий снежок. Пришвартовались под какой-то черной громадой, угрожающе нависшей над палубой самоходки. Было удивительно, как это Лосинский прицепился тут. Самоходку периодически поднимало на волне, было слышно, как с мокрым хрустом она трется о дерево.

Они прицепились к береговой паводковой эстакаде. Капитан сам наставил узкий длиннющий трап и с неожиданной для тучного тела ловкостью стал карабкаться вверх, куда-то в самое небо — трап стоял почти вертикально. Лосинский исчез там и долго не подавал никаких сигналов. Денисков ждал на палубе, придерживая скользкий, сразу отсыревший от снега трап. Ветер пробирал его сквозь хлипкую куртку, снежные иголки больно впивались в опущенные веки и озябшие губы. Было тревожно и бездомно на душе. Борис задумался и не заметил, как зашевелился трап, и обнаружил Лосинского лишь в последний момент, когда тот свалился на него, соскользнув по обледенелому трапу.

— Уф-ф, чуть в воду не съехал… Наказание, а не пристань. Того и гляди голову сломишь! — ворчал капитан, отряхивая штаны.

— Ну как? — спросил Денисков.

— Никак! — зло хрипанул Лосинский. — Никого нет. Ни одной живой души.

— А кого нужно-то?

— Начальника участка нет. Кладовщика нет. Бригадира нет. Пьют, сволочи! Я их знаю… Рогов пьет, Кузиванов хлещет… Валов…

— Ты ведь знаешь, Лосинский, Саша Вадов не пьет.

— Притворяется, вот и весь сказ… Не верю я в этих ангелочков! — капитан хлопнул дверью рубки.

Сверху на Оби послышался приглушенный расстоянием рокот дизеля. Минут через пять из-за поворота выполз луч прожектора приближающегося катера. Мохнатый луч нащупал самоходку, пополз вправо вверх, и в его свете Денисков смог рассмотреть эстакаду пристани: это был длинный ряж, высотой метров пять, срубленный из толстенных сосновых бревен. От старости и сырости бревна покрылись тиной и отсвечивали жирно и злобно. Сруб эстакады уходил в воду, может быть, еще метра на три-четыре. Весной самоходка пришвартовалась бы к верхней кромке эстакады, к ее настилу из толстых плах, а сейчас вынуждена притулиться далеко внизу.

Чужой катер шел к берегу, не снижая хода, и Борис подумал, что из капитанской рубки кого-то высматривают на пристани, не решаясь причалить. Катер вот-вот должен был положить руль влево и следовать дальше, но он не сворачивал, а на полном ходу влетел на отмель справа от пристани, сзади его настигла собственная волна, покатилась через машинный отсек до самой рубки — дизель захлебнулся, а может, капитан успел заглушить его в последний момент. «Лихачи!» — подумал с презрением Денисков.

Борис уже чувствовал усталость от затянувшегося путешествия, от бесцельной болтанки на тихоходной морозилке, от холода и ветра, от сырости, от сытого глубокомыслия Лосинского, своей инертности и безволия…

Денисков помнил, что в Колосове живет его первый бригадир Александр Валов. В самый разгар путины Александр уехал сюда, потому что его ждала местная бригада на Аганском стрежевом песке. Аганский песок в Средней Оби славился богатыми уловами ценной рыбы. Александр Валов, лучший бригадир Сургутского рыбозавода, работал на нем все последние годы. В начале путины он организовал бригаду в Саты-ге, на давно заброшенном песке, потом, когда дело там наладилось, передал ее Тверитину. Уезжая в Колосово, Валов звал с собой Декискова, но Борис тогда отказался. Теперь захотелось увидеть Александра, посидеть у него за семейным столом, поговорить о рыбалке, о жизни… Борис посмотрел на обледенелую лестницу, ведущую прямо в небо, и поежился, живо представив, как он карабкается по ней, а внизу жирно чернеет ледяная обская пропасть… Перспектива искупаться не радовала, и он решил визит к бригадиру отложить на утро.

Но скоро наверху захрустели чьи-то уверенные шаги, задрожал под движущейся тяжестью трап — и на палубу соскочил невысокий ловкий человек в ватнике и кепке. Денисков сразу признал в нем Валова, радостно протянул ему навстречу обе руки.

— Саня, ты, что ли?! — вскричал он, почти физически чувствуя необыкновенный прилив дружеского тепла. — А я только что о тебе думал, ха… Легок на помине.

— Я, брат, на все легок, — с ласковым смешком ответил Валов. — Когда пришли-то?

— Минут двадцать.