Последний рубеж

Мэри быстро вскочил со стула, но приблизиться к столу не успел – в глазах калейдоскопом сверкнули тысячи разноцветных искр, и он не сразу понял, что его ударил и сбил с ног один из стоявших рядом конвойных.

– Ах, вы ж твари! – прохрипел Эндель, с трудом встав на колени и вытирая рукавом кровь с рассечённой губы. – Вы бы лучше так фрицев на Балке Адамовича били, как меня здесь…

Ещё один свинцовый удар в голову опрокинул его на пол, и несколько человек в тяжёлых твёрдых сапогах начали топтать и пинать его. Закончив избиение, энкаведешники подхватили Мэри за подмышки и швырнули обратно на стул. В ту же секунду Буров резко поднялся со своего кресла и развернул большую настольную лампу. Яркий режущий свет полоснул Энделя по глазам. Ослеплённый на несколько секунд, он зажмурился и почти над самым ухом услышал раздражённый хриплый, словно харкающий жёлчью, громкий шёпот:

– Из этого кабинета живыми выходят только те, кто выполняет мои приказы и отвечает на мои вопросы. Тебя ещё не расстреляли лишь потому, что мне стало интересно, откуда ты взял вот это…

Мэри разомкнул глаза и увидел, что Буров трясёт перед ним немецкой военной картой.

– Я отнял её у одного из убитых мной фашистов в госпитале, куда меня привезли после того, как подобрали в горах… – как можно спокойнее ответил Эндель.

– То есть ты с огнестрелами, которые тебе наставили здесь по указанию Холостякова, убил нескольких фашистов в госпитале, где у тебя, надо полагать, вряд ли даже было оружие, и забрал у них подробнейшую секретную карту?

Избивавшие Мэри конвоиры громко засмеялись.

– А потом что? – продолжил Буров, не убирая светившую прямо в лицо Энделя лампу. – Уйдя от преследования, но будучи ещё несколько раз ранен, несмотря на ледяную воду, ты переплыл всю Цемесскую бухту, от берега до берега кишащую немецкими катерами?

– Да! – твёрдо ответил Мэри.

– Довольно этого бреда! – остервенело рявкнул Буров. – Значит, так. Ты мне сейчас же расскажешь, с кем встречался, как они на тебя вышли, кто твои информаторы, какие сведения ты им передал, что за дезинформацию приволок сюда в этой вонючей карте, каким образом…

Дверь кабинета, тихо скрипнув, открылась. Внезапно возникший сквозняк забросил в приоткрытую форточку несколько осенних листьев, сорвавшихся с ветки дерева, растущего за окном, и они плавно опустились на пол и край стола.

– Разрешите доложить, товарищ полковник?! – молодцевато отрапортовал вошедший. – Личность диверсанта из судоремонтных цехов установлена. Все бракованные торпеды собирал сержант морской пехоты Андрей Новицкий.

– Найти и арестовать! – гневно приказал Буров. – Подайте машину! Поедем разбираться к Холостякову. Новицкого этого приведите туда же!

И, повернувшись к Мэри, добавил:

– А с тобой мы ещё продолжим, герой недобитый, мать твою! Увести его! – крикнул он напоследок конвойным.

– Обратно в лазарет? – спросил один из них.

Зачем? – удивился Буров. – Он же не при смерти. Бросьте его в камеру!

В кутузке Эндель почти сразу же заснул на узких жёстких нарах, даже не сняв влажного фашистского кителя. Конечно, всё произошедшее вызывало у него острую тревогу. Но что он мог сделать? Честно выполнив свой долг, Мэри точно знал, что может ответить за каждый шаг.

Он лежал на спине на чём-то сыром и твёрдом, чувствовал, как невыносимо болят плохо перебинтованные раны и впитавшийся в тело колючий холод студёного октябрьского моря до сих пор ломит кости. В сознании мучительно ворочались последние воспоминания, и Эндель не смел разомкнуть глаз, предпочитая реальности мрак ночи.

Через какое-то время ему стало казаться, что в ноздри забивается терпко-солоноватый запах крови и всё ближе слышатся крысиный писк и шорох маленьких когтистых лап по каменному полу. Неожиданно пальцы на правой руке пронзила обжигающая боль, но от внезапно сдавившей горло судороги он даже не смог закричать. Мэри вскочил, испуганно озираясь по сторонам. Краем глаза увидел, как по скользкому полу в мертвящую, плотно сомкнувшуюся вокруг него темноту разбежались несколько огромных жирных крыс. Из его прокусанных пальцев лилась кровь.