Последний рубеж

На последнюю должность Куников был назначен в мае 1939 года – за месяц до своего тридцатилетия. С одной стороны, столь ураганной карьере молодой инженер был обязан масштабным репрессиям, охватившим страну в предвоенные годы и расчистившим для него, как и для многих других молодых специалистов, дорогу к высоким должностям. С другой же – следовало признать, что он не только обладал незаурядными организаторскими способностями и громадной технической эрудицией, но никогда не боялся браться за новое сложное дело, которое благодаря колоссальной работоспособности осваивал всегда глубоко и скрупулёзно.

Коллеги знали Цезаря как строгого и неумолимого профессионала, которому тем не менее никогда не изменяло чувство меры и такта. В безжалостном огне военного времени эти черты характера быстро переплавились в железное самообладание командира, не теряющегося в самой сложной обстановке.

Пожалуй, именно поэтому на любого человека, незнакомого с подробностями его биографии, Куников производил стойкое впечатление кадрового военного. Подтянутый, сильный – годы изнурительных тренировок по английскому боксу и самбо давали о себе знать, в форме, которая ладно сидела на нём, как влитая, он естественно и привычно соблюдал правила армейской субординации. Крайняя сдержанность также всегда была отличительной чертой его характера. В беседах с высшими военачальниками Куников изъяснялся спокойно и лаконично, ясно выражая любую мысль, что мгновенно выдавало глубокий ум, силу воли и богатый жизненный опыт.

– У меня пока не было приказа отбирать людей, Цезарь… – медленно выговорил Холостяков, не сводя глаз с младшего товарища. – Как я сказал, информация об этих планах пока закрытая, и я занимаюсь лишь выработкой общих тактических соображений, которые будут рассмотрены Ставкой. Но раз уж ты завёл об этом речь, скажи, что бы ты предложил, будучи командиром десанта?

– Во-первых, – ни на секунду не задумавшись, начал Куников, – десант со всеми приданными транспортными средствами и силами поддержки должен подчиняться отдельному командиру, отвечающему за все его действия независимо от основного десанта.

– То есть не хочешь иметь над собой начальников? – иронично усмехнулся Георгий Никитич.

– Я… В смысле – командир десанта, – не улыбаясь в ответ, серьёзным голосом поправился Куников, – и так будет действовать на пределе возможностей. Сам факт вспомогательной высадки должен рассматриваться основным десантом как посильное содействие, а не обязанность с нашей стороны. Никто не знает, что может произойти, и с чем реально предстоит столкнуться. Каждый наш шаг будет зависеть от тысячи непредвиденных мелочей и факторов, реагировать на которые придётся молниеносно. Подчинённость кому-либо в таких условиях, да ещё и на расстоянии – худшее, что можно придумать.

– Что ж, согласен… – немного поразмыслив, ответил Холостяков. – Давай дальше.

– Во-вторых, – продолжил Цезарь, – связь между штабом, десантом и силами поддержки должна осуществляться самым надёжным образом. Полагаю необходимым создать и засекретить вплоть до непосредственного времени высадки отдельный код, по которому будет осуществляться передача всех шифрограмм с плацдарма.

– Это будет сложнее, – вздохнул Георгий Никитич, – но точно не лишним. С этим тоже согласен. Что ещё?

– И, пожалуй, последнее, но самое важное. Отбор людей должен осуществляться на основе строжайшей добровольности. До каждого нужно довести полную информацию, на что мы идём… Точнее, десант идёт, – вновь поправился Куников. – Никакого принуждения!

– За это я вообще обеими руками! – ответил Холостяков. – Спасибо тебе за эти замечания, Цезарь. Обязательно включу их в доклад, с которым завтра поеду в Ставку. И знаешь что? Пожалуй, действительно сообщу, что командиром десанта будешь ты.

Куников едва заметно покачал головой, как будто с самого начала был уверен, что добьётся своего.

– Ну что, по рукам? – выпрямился Георгий Никитич, протягивая открытую для рукопожатия ладонь.

Цезарь не шелохнулся и продолжал неподвижно сидеть на стуле перед столом командира штаба, не спеша принимать предложенное рукопожатие.

– Пока нет. Не по рукам… – после неестественно долго затянувшейся паузы проговорил он. – Ребят моих из кутузки энкавэдэ как будем вытаскивать?

Добродушная улыбка на лице Холостякова сменилась напряжением. Протянутая рука, словно плеть, повисла вдоль туловища. Он знал, как тяжело, в отличие от многих других командиров, Куников мирился с потерями, в чём кто-то усматривал слабость, но Георгий Никитич знал, что в этом была сила Цезаря. Солдаты шли за ним безоглядно, твёрдо зная, что ни одна из жизней не оборвётся зря и за каждую каплю их крови враг заплатит вдесятеро дороже.

– Это вряд ли возможно… – натужно пробасил Холостяков. – Неужели ты думаешь, что я не сделал всего, что только мог?

– Уверен, что сделал, Георгий Никитич. Но я-то пока нет, – печально улыбнулся майор.

– Поверь, Цезарь, дело труба! Я уже всё перепробовал. Тем более, энкавэдэ – не та контора, с которой можно так просто…