Последний рубеж

— Выходит, аррагейцы мечтают о маленькой победоносной карательной экспедиции?

— Вот именно.

Харднетт пожевал закрашенными зубами искусственную нижнюю губу и огорченно сказал:

— Некстати все это. Я ведь и сам в Айверройок собираюсь. Помешают мне эти боевые слоны в посудной лавке.

— Тогда вам, господин полковник, стоит поторопиться. Они выступают сразу после парада.

— Надавить нельзя, чтобы переиграли?

— В данном конкретном случае — бесполезно.

— Что, настолько воинственны? — спросил Харднетт.

— Как и все люди, — ответил Грин и, продолжая глядеть на происходящее за окном, рассеянно пробормотал себе под нос: — Мы все безумно одинаковы.

Пробормотал тихо, но полковник услышал и обыграл:

— И одинаково безумны.

— Это точно, — встретив неожиданную поддержку, оживился майор. — Хлебом нас не корми, дай поиграть мускулами и побряцать оружием. И правители наши нам под стать. Обожают металл.

— Имеешь в виду звонкий? — Харднетт потер большим пальцем об указательный.

И услышал в ответ:

— И звонкий и глухой. Я говорю об их любимых игрушках: железных когортах, медных трубах, латунных кокардах и цинковых гробах.

— Ах, ты вот о чем. Ну да, так и есть — когорты и гробы.

Спорить глупо.

— Так есть, так было и так будет.

Грин произнес эту пессимистическую сентенцию с немалой печалью в голосе.

«Постоянное общение с работниками Министерства внешних сношений, поголовно зараженными вирусом прогрессистского мессианства, на пользу агентам Отдела внешнего мониторинга никогда не шло, — глядя на стоящего у окна майора, тут же подумал Харднетт. — Этот круг общения размягчает внутренний стержень и разжижает мозги. Любому. А тут и сам парень из гуманистического выводка. Тяжелый случай».

— Сколько тебе, майор, до ротации? — спросил он как бы между прочим.

«Между прочим» вышло не слишком удачно. Грин, уловив в голосе полковника подвох, оставил в покое жалюзи и резко обернулся.

— Полгода, — сказал он. — А что?

— Да ничего. — Харднетт отвел взгляд и, меняя тему, произнес: — Сейчас с Колеи на вертушке добирался, сон видел.

Грин и тут насторожился:

— Сон?

— Ну да, сон, сновидение. — Харднетт оттянул маску в районе правого глаза, просунул палец и почесал перемазанную в клейкой массе бровь. — И там, в сновидении, так было. Выхожу я, значит, из дома, ныряю под арку и иду вверх по улице. Понятное дело, что непонятно куда. Сон же. Во сне никогда не понять, куда идешь. Но, тем не менее, иду. Иду, иду, иду… И вдруг понимаю, что вокруг что-то не так. Вроде все как всегда, но все же что-то не так. Через какое-то время вдруг врубаюсь, что именно: все прохожие, все до единого, идут задом наперед. Ну, то есть, все спиной вперед шагают. Будто так и надо. — Полковник встал из кресла и прошелся по кабинету туда-сюда спиной вперед. — Вот так вот они все ходили. Кстати, приятно босиком ходить по холодному паркету. Не желаешь, майор, попробовать?

Грин покачал головой — нет, и Харднетт продолжил:

— Ну так вот. Я сначала там, во сне, подумал, что они все вместе решили подшутить надо мной. Но потом соображаю: нет, шалишь, быть не может такого. Все понурые, с постными мордами, спешат куда-то по делам — какие тут могут быть приколы? И потом, два-три человека — куда ни шло, но чтобы весь город участвовал в розыгрыше — ну нет! И главное, у всех так это ловко получается, спиной вперед ходить, будто они только так от рождения и ходили всегда. И стало мне тут, признаться, не по себе. Особенно неприятны были взгляды тех, кто шагал чуть впереди. Идут и смотрят. Идут и смотрят… как на сумасшедшего. Очень, доложу тебе, майор, неприятно это. Вот такой вот сон.

Грин выслушал Харднетта, ни разу не перебив. Только по окончании рассказа спросил:

— К чему это?

— К чему сон? — Полковник пожал плечами. — Ну не знаю, честно говоря. Я еще его не анализировал. Хотя и чувствую по ряду признаков, что вещий.

— Нет, я спрашиваю, к чему вы его мне рассказали?

— Ну как к чему рассказал?.. Да ни к чему, собственно. Просто так. Занятным показалось, что все там вот так вот, а я — вот этак. Не так, как все. Показалось занятным, вот и рассказал. Просто так. А что?

Грин, не будучи глупцом, прекрасно понимал, что полковник его прощупывает. Поэтому, старательно отводя глаза, тихо произнес:

— Да ничего. Подумал, рассказ со смыслом.

— Со смыслом? — притворно удивился Харднетт и продолжил игру в кошки-мышки. — С каким еще смыслом? С тем, что наше правое дело зачастую требует от нас идти вопреки общепринятым представлениям о добре и зле?

— Ну вроде того.

— А зачем, майор, мне об этом так издалека и столь иносказательно?

— Ну мало ли… — Грин вновь уставился в окно. — Всякое случается.

— Да брось ты! Стал бы я тебе мозги пудрить. Ты же не мальчик. Ты уже целый майор. Глыба. Скала! — Харднетт вдруг с силой ударил по столу, а когда Грин оглянулся на звук, поймал его взгляд, подмигнул и спросил все тем же дружеским тоном: — Или сбоит? А? Колись, майор. Сомнения по ночам подкрадываются? Сжимается иной раз сердечко от ощущения, что сел не на тот лайнер. Бывает?

— Начистоту?

— Конечно.

— Бывает, — признался Грин.