Последний рубеж

— Существует артефакт, который называют диском Дорргендоша. Вещица на первый взгляд ничего особенного, но, если поскрести, кое-что можно наскрести. История следующая. Лет четыреста тому назад случилась между аррагами и муллватами очередная война. Как всегда была она кровопролитной и как всегда закончилась ничем. Возглавляющий армию аррагов генерал Дорргендош получил в последней битве смертельное ранение и вскоре преставился. Захоронен был с воинскими почестями неподалеку от Айверройока. Тогда так было принято — где помер, там и закопали. Ну а уже в наше время впавшие в новомодное христианство потомки генерала решили перевезти его останки в Киарройок, чтобы отпеть согласно ритуалу и поместить в фамильный склеп. Решили так и взялись за дело. Когда проводили эксгумацию, обнаружили в могиле много всякой всячины: оружие, личные вещи, всякие боевые трофеи. Что-то около сотни предметов. Жадничать не стали и передали все, что нашли, в Академию наук. В том числе и глиняную пластинку, явно относящуюся к эпохе Истинных Сыновей Агана. Впоследствии ее стали называть диском Дорргендоша. Хотя это вовсе не диск, а лишь фрагмент диска. Половина вот такого диска. — Боррлом Зоке показал руками размеры артефакта. — На оборотной стороне этого фрагмента имеется надпись на древнем муллватском. И там так: «От жизни, проводимой с Благим помыслом, ради Мира, ради Владыки Колеса Времени». Что это значит, не знаю.

Ученый собрался в очередной раз впасть в раздумья, но Харднетт не позволил.

— И что, на диск нанесен план лабиринта? — спросил он.

— Я вам так скажу: четко видна некая схема, — ответил Боррлом Зоке. — Лично я, по причинам, о которых за неимением времени сейчас умолчу, склонен полагать, что эта камея — план того самого лабиринта, что находится под Храмом Сердца. Естественно, ни один из членов исторической секции Академии наук мою точку зрения не разделяет. Общепринятое мнение: диск Дорргендоша — пинтадера.

Харднетт уставился на ученого с немым вопросом, и тот пояснил:

— Пинтадера — это рельефный глиняный штемпель.

— Это таких-то размеров штемпель? — удивился Грин.

Ученый растолковал, попутно выплеснув на предположение своих научных оппонентов целую бочку скепсиса:

— Умники из Академии считают, что он такой большой, поскольку в древние времена им, дескать, опечатывали водные колодцы, принадлежащие правителю графства Амве. Такая вот чушь.

— А как они наличие схемы объясняют? — спросил Харднетт.

— По их мнению, это и не схема вовсе, а изображение Древа Мира, с которым… — Профессор саркастически хохотнул. — Ну там целая история. Не хочу воспроизводить весь этот бред. Я-то знаю точно, что это план лабиринта. И пусть они идут всей своей исторической секцией в…

Харднетт не дал ученому договорить, в какое именно место Пространства, по его мнению, должна проследовать историческая секция Академии наук Схомии, и задал очередной вопрос:

— Где хранится диск? В загашниках Академии?

— Нет, сейчас уже в Музее истории и культуры, — ответил Боррлом Зоке. — Есть у нас такой. Не лыком шиты, все как у людей. Вот там, в экспозиции истории муллватского рода, и находится диск. Вернее, часть диска.

— Неужели аррагейцы заботятся о сохранении истории муллватов? — удивился полковник. — Не верю.

— Забота об историческом и культурном наследии национальных меньшинств — стандартное требование ко всем Кандидатам в Федерацию, — сообщил Грин официальную позицию Министерства внешних сношений.

— Формально — блюдете, а по факту — перемалываете, — не преминул ворчливо заметить Боррлом Зоке.

Харднетт на корню пресек его недовольство:

— Сейчас мы не об этом, профессор. Потом будете в диссидентство впадать. Лучше скажите, доступ к диску свободный? Или за семью замками в запасниках?

— Нет, он в открытой экспозиции, — сказал ученый. — Можете в любое время ознакомиться. Но толку-то? Я вам так скажу: как не построить ракету, зная схему только двух первых ступеней, так и лабиринт не пройти, имея на руках только часть его плана. И вообще, я не пойму, зачем вы этим озаботились. Сейчас о том думать нужно, как Зверя одолеть.

— Страшно жить на белом свете, в нем отсутствует уют, ветер воет на рассвете, волки зайчика грызут, — продекламировал полковник и пообещал: — Не скулите, профессор, одолеем мы вашего Зверя. Справимся.

— Не бахвальтесь раньше времени, — посоветовал ученый. Не понравился ему игривый настрой Харднетта.

— А я и не бахвалюсь. Я утверждаю, — парировал тот.

Боррлом Зоке недоверчиво фыркнул:

— Вы, что ли, господин полковник, его одолеете?

— Почему бы и нет?

— В одиночку?

— Доведется — и в одиночку поборю.

Профессор в который уже раз окинул Харднетта оценивающим взглядом:

— Уж не вы ли тот самый Человек Со Шрамом, о котором говорится в Пророчестве?

Полковник пожал плечами:

— Кто знает, может, и я. Ничего о себе наперед знать невозможно.

— А где же тогда ваш шрам? — съязвил Боррлом Зоке.

— Шрам? — Харднетт на секунду задумался и, постучав по груди, ответил: — Он у меня на сердце. Вот такой вот у меня, профессор, там рубец! Так что считайте меня Человеком Со Шрамом. Я не обижусь.