Последний рубеж

— Что, именно так сказано в Пророчестве? — удивился Харднетт. — Вы не ошибаетесь?

— Ну не совсем так, — признался ученый.

— А как? — насел полковник.

— В Пророчестве сказано, что перед Последней Охотой должен объявиться некий особенный человек. Охотник со Шрамом. Сказано, что придет он, одолеет Зверей и даст Бездне дно. Но только он что-то до сих пор не объявился. Во всяком случае, я о таком герое пока еще не слышал.

— И поэтому решили обратиться за помощью к федеральному правительству Схомии, — сказал Харднетт.

Лицо ученого скривилось в гримасе:

— Арраги — идиоты идиотские! Так ничего и не поняли.

— И тогда вы к нам? — напомнил Грин.

Боррлом Зоке развел руками:

— К вам. Но поздно. Я — поздно. Вы — поздно. Все поздно. Ашменд.

Ученый закатил глаза к потолку и, раскачиваясь в кресле, стал монотонно, словно мантру, повторять одно и то же слово — «ашменд».

— Не скулите, профессор, — поморщился Харднетт. — Безвыходных положений не бывает. И потом, вы плохо нас знаете. Нас, землян, просто так не зачавкаешь. Застревать в горле костью — это у нас в крови.

— Может, я вас и плохо знаю, — согласился Боррлом Зоке. — Зато я хорошо знаю, на что способны Звери. Слишком хорошо!

Тут Грин, до сих пор сидевший в торце стола, вскочил и стал нервно ходить по кабинету. Потом подошел к ученому, встал у него за спиной и спросил:

— Я никак не пойму, почему все-таки аррагейцы этим всем не озаботились?

— Косные люди, — ответил Боррлом Зоке, не оборачиваясь. — Для них это всегда было чужими проблемами. Раньше-то Звери появлялись только на территории муллватов. — Он вдруг засуетился, расшнуровал принесенную папку и вытащил свернутый в несколько раз лист. Развернул и разложил на столе: — Вот смотрите, по окончании прошлой Охоты я пометил на карте места, где находил трупы убитых Зверем животных.

Пока Грин охал и ахал, удивляясь тому, что граница ареала, где буйствуют Звери, один в один совпадает с границами Долины Молчания, Харднетт размышлял над тем, о чем должен еще узнать у Боррлома Зоке. Ему показалось, что он не узнал чего-то главного. Чего-то самого важного. И стал пробовать методом тыка:

— Профессор, вы сказали, что Охотники никого к Сердцу Мира не подпускают. Так?

— Да, — подтвердил тот. — В приоткрытые ворота Храма разрешают заглянуть, только чего там увидишь? Я заглядывал. Колодец посреди огромного пустого зала, из колодца столб металлический выходит и ничего больше.

— А сами Охотники в колодец когда-нибудь спускались?

— Зачем?

— Ну, Бог его знает. Ну, например, чтобы механизм обслужить.

— Какой механизм?

— Как какой? Сердце Мира.

— А зачем его обслуживать? Стучит себе и стучит уже тысячи лет без всякого обслуживания.

Харднетт, сложив ладони в замок, щелкнул костяшками пальцев и задумчиво сказал:

— Это хорошо, что стучит.

— Только почему-то Мир при этом добрее не стал, — заметил Грин не без грусти.

— Значит, время еще не пришло, — сказал Боррлом Зоке. Харднетта метафизика интересовала мало, его в данную минуту интересовало совсем-совсем другое.

— Я правильно понял, что из ныне живущих никто и никогда Сердца не видел? — спросил он.

— Никто и никогда, — подтвердил Боррлом Зоке.

— И как оно устроено — никто не знает?

— Не знает.

— И в колодец никогда не спускался?

— Не спускался. И по лабиринту не бродил.

— По лабиринту?! — вскрикнули одновременно Харднетт и Грин. Только майор с удивлением, а полковник — с осуждением: дескать, что ж ты, старый пень, молчал.

Боррлом Зоке, видя такой интерес, тут же перешел к подробностям:

— Если верить древнему муллватскому манускрипту, известному специалистам под названием «Извлечения из меньших параллелей», под Храмом Сердца выстроен лабиринт. Всякому, кто спустится в колодец с целью добраться до Сердца Мира, суждено сгинуть навеки в путаных коридорах этого непроходимого сооружения.

— Непроходимых лабиринтов не бывает, — возразил Харднетт.

— А этот — непроходим, — упорствовал ученый. Но ради справедливости все-таки добавил: — Непроходим без плана. С планом-то пройти, конечно, можно.

— А план, надо думать, не существует? — осторожно, чтобы не спугнуть удачу, поинтересовался Грин.

Зоке потеребил тесемки папки и сказал:

— Считается, что не существует. Хотя что касается лично меня, то…

Ученый вдруг замолчал и впал в раздумье. Харднетт не стал дожидаться, когда он вновь заговорит:

— Эй, профессор! Чего мнетесь? Сами понимаете, в этом деле любая мелочь может оказаться ключевой.

Боррлом Зоке еще какое-то время молчал, уставившись в стол, а потом кивнул, будто дал сам себе разрешение, прокашлялся в волосатый кулак и рассказал: