Последний рубеж

Не было ничего удивительного в том, что бойцы Дзержинского открыли огонь по показавшемуся среди деревьев скитальцу. Для них этот человек был врагом. Старик не мог этого не знать. Он ведь прекрасно слышал приказ капитана. Слышал – и, тем не менее, позволил своему сыну пойти первым. Что ж, результат не заставил себя ждать…

«Прости меня…»

* * *

Пуля врезалась в угол оконного проема в считаных сантиметрах от лица рядового Ершова, обрызгав бойца группировки спреем из кирпичного крошева.

– А, черт! – вскрикнул черный, хватаясь за лицо.

Стукнувшись о подоконник, автомат повис на шее рубежника. Согнувшись пополам, Ерш упал на колени, не переставая кричать.

– Твою ж мать! – выпалил сержант Дзержинский, занявший позицию у другого окна, метрах в пяти от раненого.

«Двадцать два!» – АКСУ трижды стукнул однорукого в плечо. Пригнувшись, калека пробежал мимо Ершова. Преодолел неровную, топорщащуюся зубами из оранжевого кирпича дыру в толстой стене. Присев, быстро осмотрелся, найдя взглядом вжавшегося в стену между двумя окнами Караченко. С низкого старта бросился к подчиненному.

– Где Шум?! – прорычал сержант.

– Чего?! – переспросил Карач, показывая на правое ухо. Не слышит. Неужели контужен?

Где-то на улице снова застрекотал автомат Калашникова. Крепко выругавшись, однорукий боец «Рубежа» вскинул автомат и показался в пустом оконном проеме.

«Двадцать два!»

– Где Шум?! – повторил Дзержинский, спрятавшись за стеной.

– Еще раз?! – переспросил Карач, снова указав на ухо. Прочитать слова командира по губам ему удалось с третьего раза. – Да наверху он! Гондурас гребаный! Пальнул мне прямо над ухом – и свалил, скотина!

Не теряя времени зря, черный-калека устремился к лестнице на второй этаж.

– Феликс! – кричал ему в спину подчиненный. – Феликс, прибей этого урода, слышишь?!

Приглушенный, далекий выстрел из СВД стукнул по измученным барабанным перепонкам сержанта. Рубежник пригнулся и споткнулся о валявшийся на полу кирпич, повиснув на ржавых, изогнутых перилах. В левом боку ощутимо кольнуло. Сморщившись, Дзержинский медленно поднялся, подволакивая ушибленную о ступеньку ногу. Вот же угораздило-то!

С улицы снова послышалась короткая очередь. Надо спешить, сказал себе однорукий. Спешить, пока противник не пристрелялся и не уложил его метко выпущенной пулей.

Оглянувшись через левое плечо, черный сдавил перила здоровой рукой – и устремился наверх. Вопреки его опасениям рядовой Шумейко оказался жив-здоров. Пулеметчик сидел на коленях, подальше от окон, и усиленно возился со своим РПК-74, громко матерясь. Подбежав к подчиненному, однорукий мигом понял, в чем причина: опять заклинило.

– Рация! – крикнул Дзержинский прямо на ухо своему бойцу. – Где рация?!

– Да пошел ты нахрен со своей рацией! – выплюнул Шум, с силой ударив по сдвинутому назад затвору ребром ладони. Безрезультатно.

– Где рация, мать твою?! – Сержант ткнул нерадивого рядового дулом АКСУ в висок.

Новая порция мата, заготовленная Шумейко для своего оружия, застряла в горле. По спине рубежника пробежал озноб.

– Если Иван сейчас не снимет этого гребаного снайпера, мы тут все поляжем! – распинался однорукий. – Ты меня слышишь?! Мы тут все поляжем, понял?! Поляжем нахрен! Только ты, ты этого не увидишь, понял?! Я тебя прямо щас пришью, если ты не скажешь, где эта гребаная рация!

– Да в рюкзаке, в рюкзаке она!

– Давай сюда! – скомандовал сержант. В тот же миг до ушей рубежников снова донесся отдаленный гул снайперской винтовки.

– Ложись! Ложись!!! – Дзержинский немедля бросился на холодный пол. Шум, напротив, остался неподвижен. Небрежно отшвырнув пулемет, он стянул с плеч рюкзак. Расстегнул молнию и принялся суетливо копошиться во внутренностях своей поклажи.

– Это не по нам, тащ сержант! – объяснил свои действия рядовой, протянув командиру рацию. Как ни странно, эфир больше не пестрил перебивавшими друг друга сообщениями – видимо, все черные уже оставили посты, разбежавшись по спасительным подвалам.

– Иванцов! – позвал сержант, вырвав маленькую радиостанцию из рук подчиненного. – Иванцов, твою мать, прием!

– Ва… шу, т… нт, – неразборчиво отозвалась рация.

– Сними его! – кричал однорукий, брызжа слюной на черный корпус. – Сними этого гребаного снайпера, пока нас тут всех не накрыло!

– Не… я в… вале… беги… в… воюете! – только и смогло передать барахлящее устройство. Но сержанту этих обрывков было достаточно.

– Дебил! – Дзержинский со всей силы швырнул прибор на пол. – Сука! Гондурас! Ушлепок! Он в подвале! В подвале, мать его! У нас этот гребаный подвал завален хрен знает чем, а у него – нет! У него все зашибись! Он уже в подвале! Ну какого? Какого хрена?!

Перевернувшись на спину, рубежник-инвалид зашелся в диком, безудержном хохоте под аккомпанемент редких автоматных очередей и гулких выстрелов СВД.

– Ой, трындец! – сквозь смех залепетал сержант. – Ой, трындец! Все по подвалам! Сука, все! Надо было к снайперам идти! Охрененная позиция! Просто охрененная!