– Вот почему я чувствовал, что разговариваю с фигляром, с актером, играющим роль! Возьмите обстановку. Тускло освещенная комната, слепящая лампа под зеленым абажуром, повернутая в сторону от фигуры в кресле. Что я реально видел – знаменитый лоскутный халат, крючковатый нос (подделанный с помощью полезного вещества – театральной шпаклевки для носа), белый гребень из волос, мощные линзы, скрывающие глаза. Какие есть доказательства того, что мистер Фарли видел этот сон? Только та история, которую рассказал мне мистер Фарли, и свидетельство
И таким образом мы подходим к этому вечеру. Подходящий случай, которого ждал мистер Корнуорти, представился. На лестничной площадке ждут два свидетеля, готовые поклясться, что никто не входил в комнату мистера Бенедикта Фарли и не выходил из нее. Корнуорти ждет, пока начнется особенно шумное движение на улице. Потом он высовывается из своего окна и с помощью «ленивых щипцов», которые взял со стола в соседней комнате, подносит некий предмет к окну той комнаты. Бенедикт Фарли подходит к окну. Корнуорти отдергивает назад щипцы, и когда Фарли высовывается из окна, а по дороге едут грузовики, убивает его из револьвера, который у него уже наготове. Вспомните, напротив глухая стена. Не может быть никаких свидетелей преступления. Корнуорти ждет больше получаса, потом берет какие-то бумаги, прячет между ними щипцы и револьвер, выходит на площадку и идет в соседнюю комнату. Там возвращает щипцы на стол, прижимает к револьверу пальцы мертвого человека, кладет оружие на пол и поспешно выходит, чтобы сообщить новость о «самоубийстве» мистера Фарли.
Он устраивает так, чтобы письмо ко мне нашли и я приехал со своим рассказом, – с тем рассказом, который услышал
Глаза Эркюля Пуаро остановились на лице вдовы, и он с удовлетворением разглядел в нем отчаяние, смертельную бледность, дикий страх…
– И в свое время, – мягко закончил он, – наступил бы счастливый конец. Четверть миллиона и два сердца, которые бьются, как одно…
Доктор Джон Стиллингфлит и Эркюль Пуаро шли вдоль Норуэй-хаус. Справа от них возвышалась стена фабрики. Над ними, с левой стороны, были окна комнат Бенедикта Фарли и Хьюго Корнуорти. Эркюль Пуаро остановился и поднял маленький предмет – черную плюшевую кошку.
–
– Почему же Корнуорти не вышел и не поднял ее, после того как бросил?
– Как он мог? Это было бы определенно подозрительно. Да и, в конце концов, что подумали бы все, если б нашли этот предмет? Что его уронил какой-то ребенок, забредший сюда.
– Да, – со вздохом согласился Стиллингфлит. – Вероятно, так подумал бы обычный человек. Но не старый добрый Эркюль Пуаро! Знаете, старина, до последней минуты я думал, что вы выскажете какую-то хитроумную теорию об изощренном психологически «внушенном» убийстве. Господи, как она раскололась! Корнуорти мог бы выкрутиться, если б она не устроила истерику и не попыталась испортить вашу красоту, вцепившись в вас ногтями. Мне удалось оттащить ее от вас в последний момент.
Помолчав с минуту, он сказал:
– Мне нравится та девушка. Выдержка, знаете ли, и ум… Полагаю, меня примут за охотника за богатством, если я попробую за ней поухаживать?..
– Вы опоздали, друг мой. Это место уже занято. Смерть ее отца открыла дорогу к счастью.
– Если изменить угол зрения, то именно у нее был веский мотив прикончить неприятного родителя.
– Мотива и возможности недостаточно, – возразил маленький бельгиец. – Должен также быть преступный темперамент.
– Интересно, а сами вы когда-нибудь совершите преступление, Пуаро? – спросил Стиллингфлит. – Держу пари, оно могло бы сойти вам с рук. Собственно говоря, это было бы для вас слишком легко. Я хочу сказать, что это исключается – слишком неспортивно…
– Типично английская мысль, – ответил Пуаро.
Лампа
I