Последний секрет

Жан-Луи Мартен провел инвентаризацию имевшихся в компьютере программ. Среди них обнаружилась экранная клавиатура, что дало возможность, наводя курсор на клавиши, печатать тексты. Это было сравнимо с тем, как если бы его мысль, раньше сидевшая взаперти в крохотной тюрьме-черепе, просунула руку сквозь решетку.

Назавтра Жан-Луи Мартен встретил доктора Фишера экранным текстом, набранным им самостоятельно. Сначала огромным жирным «СПАСИБО» шрифтом Times Roman 78-го размера на трех страницах, а потом вот этим: «Доктор Фишер, вы преподнесли мне прекраснейший подарок, о каком я не мог и мечтать! Раньше я только думал, а теперь могу высказаться!»

Доктор Фишер пробормотал ему на ухо:

– Жаль, что я не подумал об этом раньше.

Жан-Луи Мартен открыл текстовую программу и застрочил с наибольшей доступной ему скоростью. Это было нелегко, он делал много опечаток, глаз слезился от напряжения.

«Мы можем поговорить?»

– Конечно, – ответил заинтригованный доктор.

«Сколько мне осталось жить?» – спросил трудяга-глаз.

– Ограничений нет. Все зависит от вашей воли. В случае психологического отказа вы очень быстро увянете. Вы хотите жить, Жан-Луи?

«Теперь да».

– Браво.

«Я хочу поведать миру то, что чувствую. Это так, так…» – Стрелка запрыгала в разные стороны, словно Мартен от волнения утратил контроль за мышцами глаза.

В тот же вечер Жан-Луи Мартен приступил к автобиографии, которую озаглавил «Внутренний мир».

Из-за того, что ему оставалось только размышлять и медитировать, он понял всю колоссальную мощь мысли.

«Есть только три вещи: поступки, речь и мысли. Вопреки тому, что принято считать, я думаю, что речь сильнее поступка, а мысль сильнее речи. Строить и разрушать – это поступки. Но, учитывая необозримость времени и пространства, это мало что значит. История человечества – не более чем череда памятников и развалин, возводимых под радостные вопли, а потом оплакиваемых. Мысль же, что созидательная, что разрушительная, способна безгранично распространяться во времени и в пространстве, производя бесконечное множество памятников и развалин».

Казалось, что его мозг танцует, скачет, прыгает в своей тюрьме.

«Мысли подобны живым существам, обладающим автономией. Она рождаются, растут, множатся, сталкиваются друг с другом и, в конце концов, умирают. Что, если мысли, как животные, претерпевают эволюцию? Подчиняются правилам естественного отбора, по которым самые слабые отсеиваются, а воспроизводятся сильнейшие? Я видел по телевизору профессора Докинза, предложившего понятие «идеосферы». Мне понравилось. Идеосфера – мир мыслей, подобно тому как биосфера – мир животных. Например, Бог. Концепция Бога – это родившаяся однажды идея, с тех пор непрестанно развивающаяся и распространяющаяся, подхватываемая и усиливаемая устно, письменно, средствами музыки, живописи; священники всех религий воспроизводят и интерпретируют ее, приспосабливая к пространству и времени, в которых живут. Но идеи быстро мутируют, обгоняя живых существ. Например, идея коммунизма, порождение мысли Карла Маркса, стремительно распространилась в пространстве, в кратчайший срок захватив половину планеты. Она эволюционировала, трансформировалась и, в конце концов, начала представлять важность для все меньшего числа людей, совсем как вымирающий вид. Но при этом она заставила мутировать и концепцию «капитализма по старинке». В борьбе внутри идеосферы рождаются наши мысли, а потом поступки. А значит, вся наша цивилизация».

Он перечитал написанное. Глядя ослепшим от утомления глазом на экран компьютера, он поймал себя на новой мысли.

«Компьютеры уже близки к тому, чтобы ускорить мутацию идей. Благодаря интернету мысль может быстрее распространяться в пространстве и во времени и еще быстрее приходит в столкновение с мыслями-соперницами и с мыслями-хищницами. Человек наделен потрясающей способностью плодить идеи силой одного воображения. Но далее он обязан их развивать или устранять, если они негативны или потенциально разрушительны».

Он оглядел единственным глазом больных вокруг.

«Бедняги. Возможно, когда-то человек был телепатом, но жизнь в обществе принудила его расстаться с этой способностью».

Слух, отточенный прозябанием в темноте, улавливал разговоры санитаров вдалеке. Речь шла об отсутствующем человеке, которого они увлеченно осуждали.

«Они не сознают силу слов, иначе не были бы с ними так расточительны».

Жан-Луи Мартен фонтанировал мыслями на тему мыслей.

Через несколько недель была готова рукопись примерно на восемьсот страниц. Доктор Финчер прочел ее, одобрил и разослал по парижским издательствам. Из их ответов следовало, что эта тема вышла из моды. В 1998 году парижский журналист Жан-Доминик Бобби, ставший жертвой синдрома «запертого человека» вследствие сердечно-сосудистого заболевания, написал о своем недуге книгу «Скафандр и бабочка». Он создавал книгу сложным способом: в нужный момент останавливал секретаршу, перечислявшую буквы алфавита. Этот метод по кропотливости оставлял далеко позади технологичный визуально-компьютерный интерфейс Мартена.