Последний шаг

Сегодня я перечитала дневник и заметила, что почти ничего не написала об аресте Кодруца. Это произошло третьего июня тысяча девятьсот сорок четвертого года. Немцы арестовали его и держали у себя два дня. Мне удалось лишь узнать, что случилось это на немецкой военной базе в Отопене. Как он туда попал, что ему там было нужно, выяснить не удалось. После того как немцы передали его нашим властям, им занимались военные инстанции. Две недели и в полной тайне. Я как потерянная ходила от одного начальника к другому, но так ничего и не сумела сделать. Добивалась приема у шефа секретной службы господина Эуджена Кристеску, но он не захотел принять меня. Через одну даму из патронажного совета пыталась добраться до госпожи Марии Антонеску, но безуспешно.

Ах! Чуть было не забыла… Это случилось во время следствия по делу Кодруца. Как-то вечером я стояла перед иконами и молилась. Зазвонил телефон. Сказали, что меня спрашивает какой-то господин. Вначале господин хотел во что бы то ни стало убедиться, что у телефона Мария Ангелини, а не кто-то другой. Я дала ему всяческие заверения. «Госпожа Ангелини, — сказал он мне тогда, — у меня для вас весточка от Кодруца». Я не поверила своим ушам, спросила, кто он. «Не имеет значения, — ответил мужчина. — Ионеску ли, Попеску ли — все равно вы не сможете проверить, кто я…» Потом он мне сказал: «Кодруц просит вас верить ему, что бы ни случилось». Я недоумевала: что же еще может случиться? Он ответил прямо, без всякой жалости ко мне: «Его могут приговорить к смерти и расстрелять». Я закричала: «За что?! За что?!» — и разрыдалась. «Госпожа Ангелини, — сказал незнакомец, — предупреждая вас об этом, я лишь выполняю свой долг. Дай вам бог сил выдержать испытания, которые предстоят!»

Потом был суд. Он длился всего один день — двадцатого июня. Казнь состоялась седьмого июля, похороны — тремя днями позже, десятого июля».

Впервые за все время чтения лицо Фрунзэ вдруг просветлело. Он счел себя вправе прервать Лучиана:

— Вроде что-то начинает проясняться.

Панаит, заинтересованный, спросил:

— Проясняться? Что именно?

— Личное дело Кодруца Ангелини, — ответил Фрунзэ, просматривая свои заметки. — Вот! Старательный молодой человек, стипендиат Кембриджа за счет королевского фонда, возвращается в Румынию. Морузоф тут же приглашает его в секретный отдел. Эта деталь навела меня на мысль, что в действительности Ангелини послали в Англию на стажировку в Интеллидженс сервис.

— Значит, ты считаешь его двойным агентом? — удивился и Лучиан.

— Ты еще спрашиваешь! Раз немцы, то есть абвер, арестовали его на немецкой базе…

Панаит подал карандашом Фрунзэ знак остановиться и не развивать дальше свои предположения.

— Ты все время забываешь о группе, громко именовавшей себя «Про патрия».

— Нет, не забываю, — защищался Фрунзэ, — но пока у нас нет ни одного достоверного документа о деятельности этой группы, я не могу учитывать ее при анализе тогдашней обстановки.

Панаит признал, что Фрунзэ прав. Он поднялся, прошелся по кабинету и сказал со вздохом:

— Посмотрим, чем нам смогут помочь архивы. Перерыв десять минут — на курение, мятные леденцы и прочее.

Когда они вернулись и снова расселись вокруг стола, полковник Панаит хмуро проинформировал:

— Несколько минут назад из архива мне сообщили, что у них нет ни одного документа, в котором упоминалось бы о деятельности группы «Про патрия» и о процессе Кодруца Ангелини. И чтобы поставить все точки над «и»: в картотеке секретной информационной службы не фигурируют фамилии Ангелини и Рахэу.

— Я был уверен в этом, — сказал Фрунзэ, совсем не радуясь, что его предположения подтвердились.

— Практически, — с горечью констатировал Лучиан, — пока мы располагаем двумя основными документами: посланием Кодруца Ангелини и дневником его матери.

Полковник выхватил из стакана черный карандаш («Ого! — подумал Фрунзэ. — Шеф становится пессимистом».) и, повертев его, сказал:

— Есть еще один источник… О нем мне сообщили работники архива. В Бухаресте, теперь уже в качестве пенсионера нашего министерства, проживает бывший заведующий архивом секретной информационной службы майор запаса Санду Чампеля. Он работал в архиве до пятьдесят второго года. Мне порекомендовали поговорить с ним. Он не раз с готовностью оказывал помощь тем, кто к нему обращался… — Полковник замолчал, и в кабинете на некоторое время воцарилась тишина.

— Надо попытаться, — нарушил молчание Лучиан.

— Будто у нас есть другой выход! — вставил Фрунзэ.

Полковник постучал карандашом по дневнику Марии Ангелини:

— Читай дальше, капитан. Посмотрим, какие сюрпризы нас еще ожидают.