Последний шаг

— Господину Ницулеску нельзя отказать в даре предвидения… Но почему они, собственно, не хотели, чтобы послание Ангелини попало по назначению?

— Все зависит от того, кто не хотел, — вернулся Панаит от воспоминаний к обсуждаемому вопросу.

— Секретная информационная служба, — без колебаний ответил Фрунзэ.

— А представлял ли Ницулеску эту службу? Есть ли у нас доказательства? Ни единого! Досье Ангелини и Рахэу исчезли из картотеки уже в сорок четвертом году. Думаю, что то же самое случилось и с досье Ницулеску. — Панаит нервно задвигался на стуле и пробурчал невнятно Лучиану: — Ну, что у тебя там?

— Я склоняюсь к мысли, высказанной Фрунзэ: Ангелини — двойной агент. Ницулеску пролил некоторый свет на задание, которое Ангелини выполнял на немецкой базе в Отопени. Этот военный объект наверняка был сооружен с ведома Антонеску. Так неужели в генеральном штабе Антонеску не знали о назначении объекта? Я не верю этому!.. Ангелини попадал на базу открыто, в рамках сотрудничества между секретной информационной службой и абвером… Не думаю, что на этой базе было нечто такое, что могло представлять интерес для Антонеску и его режима. Это «нечто» Антонеску в любое время мог узнать непосредственно от немцев. Я склонен думать, что Ангелини пытался получить сведения, которые интересовали союзников…

— А почему обязательно союзников? — Взгляд полковника смягчился, а голос зазвучал менее официально. — Не следует забывать, что двадцать третьего августа наша партия организовала вооруженное выступление, изменившее исторические судьбы страны. В такой же мере тот секретный объект мог интересовать и политические силы, которые объединились, чтобы осуществить вооруженное восстание, вывести Румынию из войны против Советского Союза и повернуть оружие против гитлеровцев.

— Эту точку зрения нам, безусловно, следует принимать во внимание, — согласился Фрунзэ.

— Благодарю вас за совет, капитан! — Ироничная реплика шефа свидетельствовала о его хорошем настроении.

— Ого! — заглянул Лучиан в тетрадь. — С одиннадцатого сентября сорок четвертого года Мария Ангелини сразу перескакивает к восемнадцатому августа сорок пятого.

— Целый год ее никто не беспокоил?! — недоверчиво воскликнул Фрунзэ.

— «Восемнадцатое августа тысяча девятьсот сорок пятого года. На две недели я уезжала в Буштень вместе с Сэфтикой и ее мужем. Сегодня, вернувшись домой, я застала квартиру перевернутой вверх дном. Она выглядела как квартира Кодруца после обыска. К счастью, из дома ничего не унесли; значит, это были не обыкновенные грабители. Они искали не мои драгоценности, а конверт Кодруца. Хорошо, что мне пришла в голову удачная мысль положить его в сейф в Национальном банке, уж там до него никто не доберется. Я вспомнила о Дане Ницулеску и, охваченная раздражением, решила позвонить ему по телефону. Его теща ответила мне, что он еще в прошлом году вместе с женой уехал в Англию.

Седьмое октября тысяча девятьсот сорок пятого года. Во второй половине дня я ходила на кладбище. Вернулась довольно поздно, уже стемнело. Когда я вошла в дом, Сэфтика сказала, что в столовой меня более получаса дожидается какой-то английский журналист, который говорит и по-французски. «Вот, начали появляться и иностранцы!» — подумала я и пошла в столовую. Мужчина с изысканными манерами, почтительно обратился ко мне по-французски. Его зовут Дейв Митфорд, он журналист и прибыл в Румынию всего два дня назад. После короткого и приятного введения господин Митфорд заговорил о деле. Он сказал, что у него есть для меня новость. Но прежде чем сообщить ее, он взял с меня обещание проявлять душевную стойкость. Я обещала, но, наверное, не рассчитала свои силы, потому что, когда он начал говорить, я едва не рухнула на пол. «Госпожа Ангелини, ваш сын учился в Кембридже. Там я и познакомился с Кодруцем. Мы с ним вместе учились. Госпожа Ангелини, ваш сын Кодруц жив…»

— Что-что? — подскочил полковник, будто не расслышал.

Лучиан повторил:

— «Госпожа Ангелини, ваш сын Кодруц жив…»

На нахмуренном лбу полковника вдруг выступили капельки пота. Он смахнул их тыльной стороной ладони и буквально закричал на Лучиана:

— Ну что же ты остановился?

— «…Ваш сын Кодруц жив… Сейчас он находится за границей и занят важными делами. Мне, правда, запрещено говорить вам, в какой стране и в каком городе он проживает… Зато я привез вам письмо от него».

Лучиан увидел, как полковник нервно выбирает в стакане среди двух десятков заточенных карандашей нужный ему, и остановился. «Коричневый? — удивился он, не сводя глаз с начальника. — Что же символизирует этот цвет?»

— Да что случилось, капитан? Что ты все время останавливаешься? — выкрикнул сердито полковник.