Последний стожар

И пошла к лестнице. С ней вместе спускалась Гризельда. А потом снизу послышался вопль. Это был даже не вопль ужаса, а вопль финальный, сообщающий: «Всё! Я готов!» Бермята и Ева устремились вниз.

На коврике у самого входа лежал человек. Гризельда сочувственно обнюхала его сперва львиной, а после и козьей головой. Бермята погрозил ей кулаком, и химера удалилась.

⁂

Настасья захлопотала над гостем. Вот он чуть порозовел. Вот распахнул огромные зелёные глаза с длинными, как у девушки, тёмными ресницами.

– Вам уже лучше? – спросила Настасья.

– Да-да-да! Мне уже прекрасно!

Мужчина, вскочивший с коврика, был крайне молод – едва ли старше двадцати. Тоненький, в аккуратном костюмчике. То, что при виде химеры он лишился чувств и не проявил мужества, как видно, сильно его терзало.

– Простите, умоляю вас, простите! Мне так неловко! – взмолился он.

– За что? – удивилась Настасья.

– Я причинил вам столько хлопот! Ведь я же знал, что тут окажется химера! Меня предупреждали! Но когда я её увидел…

– Это вы должны нас извинить. Вы не первый, кого Гризельда напугала, – сказала Настасья, с интересом разглядывая юношу.

Он был не просто чистенький, а невероятно стерильный. Казалось, у него было промыто всё: лицо, шея, уши. То, что он упал на пол, терзало беднягу. Разговаривая с Настасьей, он непрерывно оглядывался и отряхивал пиджак. Галстук-бабочка, украшающий воротник его рубашки, то и дело оживал и, превращаясь в огромную бабочку, начинал складывать и распахивать тёмные траурные крылья.

– Я не представился! Младший магент Юстиниан Григорьевич Веселин, практикант магической полиции. Невер Невзорович Нахаба, мой непосредственный куратор, послал меня к вам набираться опыта! – Юноша выхватил бумажку, последовательно замигавшую двумя круглыми волшебными печатями и одним треугольным штампом.

– И за что нам такая честь? А у самого Невера Невзоровича опыта нет? – сочувственно поинтересовался Бермята.

Юноша смутился.

– Я сам упросил их! Они всё там делают неправильно! – воскликнул он.

– Где? В магической полиции?

– Да! Я же хочу достичь в профессии совершенства! А они оформляют отчётность задним числом – а оружие как хранят! По правилам – не меньше трёх метров от одного стеллажа до другого! Я промеряю – а там два девяносто пять! Или вот эта печать! Видите: место для печати здесь, а они шлёпнули её на краю!

– То есть тебя сплавили, потому что ты всех достал… – ласково подытожил Бермята.

Молодой человек не обиделся:

– Это правда. Я ничего не могу с собой поделать… но ведь существуют инструкции! Каждая строчка оплачена опытом ошибок предыдущих поколений! – он чуть ли не всхлипнул.

Настасья вздохнула:

– Ладно… Подберём ещё одну птичку со сломанной лапкой! Идём наверх, а то здесь сквозит! Как, ты сказал, тебя зовут?

– Юстиниан Веселин. В честь греческого императора Юстиниана… Но умоляю вас, называйте меня просто Юстик… Меня все называют Юстик! Юстиниан – это так длинно!

– Хорошо, Юстик! Идёмте, Юстик!

На втором этаже Юстик осмотрелся и радостно сообщил, что он себе так всё и представлял:

– Всё просто чудесно! Только вот, смотрите, стул царапает ножками паркет! Можно подклеить бархатные тряпочки. У меня чисто случайно даже есть с собой подходящая тряпочка.

– Поставьте стул, Юстик! Этим мы займёмся после! – попросила Настасья.

Молодой человек послушно поставил стул.

– Хотите чаю, Юстик? Может, с печеньем? – предложила Ева.

Молодой человек задумался. На его щеках заиграл румянец. И без того хорошенький, теперь он сделался как с конфетного фантика.

– С удовольствием. Я ничего не ел с утра. Но я отказываюсь есть и пить даром! Нет-нет, я знаю, что вам не жалко, но тут дело принципа! Я потом вымою всю посуду и пол.

– Это можно сделать и магией, – сказала Настасья.

– Что вы! Магия делает всё так неаккуратно! Она хорошо промывает чашки изнутри, но снаружи, особенно у ручки… Вы когда-нибудь разглядывали это место под микроскопом? А магическая стирка! Как-то я пытался постирать магией свою рубашку…

– Этот Юстиниан Григорьевич-млад настоящее приобретение! – шепнул Еве Бермята. – Только бы в нашу работу не лез… Мы припрягли бы его на кухне – и пусть бы набирался опыта!

Юстик пил чай обстоятельно, отставив мизинчик. Сахара насыпал себе целых пять ложек, а размешивал его печеньем, которое, размокая, оставалось в чае, образуя нечто вроде супа-пюре. Настасья с любопытством наблюдала за его манипуляциями.

– Я знаю: это не очень эстетично… Но меня так с детства приучили! – оправдываясь, сказал юноша, и голос у него дрогнул. – Мои родители очень любили порядок. Любили, когда всё чисто и аккуратно! Мама наказывала меня в детстве тем, что говорила: «Ты огорчил меня! Сегодня мы не будем мыть обувь и пришивать пуговицы!» – Губы у Юстика задрожали.

– А где ваши родители, Юстик? – осторожно спросила Настасья.