Послеполуденная Изабель

– Мне нравится парень со Среднего Запада, который отвергает идею ужина как мероприятия в 5:30 вечера. Это свидание. А теперь посади меня в такси. Мне нужно поспать.

Выйдя из бара, я остановил мчащееся желтое такси. Шофер затормозил в характерной манере «остановлюсь меньше чем за секунду», которая кажется второй натурой камикадзе, иначе говоря, всех нью-йоркских водителей.

Ребекка притянула меня к себе и легонько поцеловала прямо в губы.

– Позволь мне выразиться на очень плохом французском, – сказала она, обнимая меня за шею.

– Валяй. – Я ответил на ее поцелуй.

– Je suis ton destin.

И, поцеловав меня на прощание, она ушла.

Я прошел тридцать кварталов до своего дома, прокручивая в голове все, что произошло только что.

Я – твоя судьба.

Шагая на север по Бродвею, я все думал: вот как бывает. В последнюю минуту ты решаешь пойти на двойной сеанс фильмов-нуар, выбираешь определенное место в первом ряду на балконе, закуриваешь претенциозную французскую сигарету и обнаруживаешь позади себя самую болтливую, забавную женщину. Тоже одинокую. К тому же, как выясняется, свободную…

Не это ли называется случайностью: непредвиденная, внезапная, редкая музыка обстоятельств и совпадений, которая может направить все в твоей жизни по совершенно новому пути?

И почему всю дорогу я ловил себя на мысли: она – та женщина, которую я так долго искал? Потому что это было правдой? Потому что я хотел, чтобы это было правдой? Хотя я по-прежнему абсолютно ничего о ней не знал…

На следующий вечер мы поужинали. За столом опять говорили без остановки. В одиннадцать вечера мы отправились слушать Билла Эванса в The Vanguard, и я был настолько сражен его игрой, что мы остались и на следующую сессию, в час ночи. Когда мы вышли на улицу почти в половине третьего ночи, Ребекка потянула меня за рубашку и сказала:

– Если не считать тех двух восхитительных часов фортепиано, мы с тобой болтали без умолку с восьми вечера. И все, что произошло между нами, было не чем иным, как чертовски чудесным. Может, теперь мы исчезнем, chez moi?89

В тот момент я многое мог бы сказать о более чем откровенном стиле общения Ребекки; о том, что ей явно нравилось контролировать ситуацию. Но я был покорен, как это бывает с мужчинами, когда они чувствуют, что желанны. Лестью можно лепить из парня что угодно. Добавьте к этому умный разговор с женщиной – яркой, милой и смешливой, – и как тут не влюбиться? Тем более что она была моей ровесницей, доступной и так же, как и я, жаждала серьезных отношений.

– Давай исчезнем. – Я заключил ее в объятия и подарил наш первый глубокий поцелуй.

Ее квартира находилась в доме без лифта на Восточной 85-й улице, между Лексингтон и Третьей. Маленькая. С безликим декором. Почти стерильная. Но строго организованная. Аккуратная. Ребекка заметила, как я все оглядываю, оцениваю.

– Не суди о книге по обложке, – сказала она, притягивая меня к себе.

– Неужели я настолько прозрачен?

– Абсолютно. Я все вижу.

И мы упали в постель.

Если учесть, что до этого мы выпивали около шести часов подряд, наш первый секс получился довольно-таки небрежным; и угадывалось решительное отсутствие тепла между нами. Взрывная страсть длилась несколько минут, прежде чем Ребекка свалилась с меня, издавая двусмысленный полустон. Когда я очнулся, было уже позднее утро. Я учуял запах кофе. Ребекка вышла из крошечного алькова кухни нагишом, с кофейником в одной руке и двумя чашками в другой.

– Доброе утро. – В ее голосе звучало замешательство, как бывает наутро после бурной ночи. – Я чувствую, что нам нужен итальянский кофеин.

– Я тоже это чувствую.

Она села рядом со мной на кровать. Мы выпили весь кофейник, а потом я затащил ее обратно в постель. Это был секс с похмелья. Утомленный, но взбодренный необходимостью что-то доказать друг другу. Не помню, кто однажды сказал, что история всех интимных отношений пишется в первую неделю; что все признаки грядущих событий появляются в эти первые дни… но из-за головокружительного желания любви мы склонны обходить некоторые самоочевидные истины и окунаться в любовную горячку.

Не то чтобы занятие любовью с Ребеккой было катастрофой. Или, вдаваясь в другую крайность, банальным. И не сказать, чтобы ему не хватало глубины. Ребекка обмолвилась за ужином прошлым вечером, что в свое время была капитаном команды Барнарда по лакроссу; что любит спорт за «соревновательную жесткость».

Соревновательная жесткость.

Пожалуй, так можно описать секс с Ребеккой. Он был бурным, неистовым, иногда диким, иногда просто грубым и на грани. Но, в отличие от плотоядной Шивон, в Ребекке я чувствовал глубокую потребность и столь же сильное одиночество, поэтому с такой готовностью откликнулся на ее свирепость. Потому что в этом отражалось и мое одиночество.

И если занятиям любовью с Изабель была присуща долгая чувственная прелюдия, сдержанная, исследовательская, подводящая к чему-то экстатическому, – здесь это был рок-н-ролл… но с легким привкусом грусти, когда Ребекка уткнулась лицом мне в плечо и дала волю чувствам, тихонько всхлипывая.