На протяжении следующих девяти месяцев, каждый второй уикэнд, Ребекка делила со мной эту кровать. Точно так же, как я бывал в ее постели в Йорквилле в другие выходные. Я научился маниакально отслеживать расписание междугородных автобусов «Грейхаунд», куда запрыгивал в 3:35 пополудни после окончания пятничных занятий и втискивался на обратный рейс в 6:46 вечера по воскресеньям. Ребекка прибывала на поезде «Амтрак» на Южный вокзал Бостона в первые минуты субботы, чтобы мы могли провести две ночи вместе, прежде чем отправлялась обратно в свой профессиональный мир в 5:15 вечера в воскресенье. Нас вполне устраивало то, что рабочую неделю мы проводим порознь. Удовольствие видеть друг друга после пяти дней разлуки компенсировало все неудобства. В наших отношениях выработался ритм. Два дня страсти и совместных радостей, а затем обратно, каждый в свой мир. Поскольку междугородные звонки между Нью-Йорком и Бостоном все еще были дорогостоящими, мы договорились о том, что каждый день Ребекка будет звонить мне из своего офиса на коммунальный телефон на этаже моего общежития. Второй курс юридической школы оказался еще более интенсивным. У меня не было никакой жизни, кроме лекций, самостоятельной учебы и выходных с Ребеккой. Она, в свою очередь, возмущалась возрастающим объемом работы, но, как только внесла первый взнос на кооператив прямо перед Рождеством, заметила с высокой долей иронии и смирения, что «обменяла профессиональную свободу на собственный небольшой сегмент нью-йоркского рынка недвижимости» (замечательную квартиру с двумя спальнями на восьмом этаже многоквартирного дома рядом с Вашингтон-сквер-парком).
В том году мы провели большую часть рождественских каникул в переезде на новое место и покупая мебель на ее рождественский бонус… Хотя именно Ребекка была одержима дизайном, решив, что ей нужен приглушенный стиль датского модерна. У нее был наметанный глаз в сочетании с потребностью в том, чтобы все детали интерьера были точно подобраны. В новогодние выходные я согласился полететь с ней в Омаху. Арктический холод, плоская пустынная местность, город в постиндустриальном упадке и оба родителя, стареющие хиппи, вполне довольные своей жизнью и отстраненно-приветливые. В их доме действительно царил общинный хаос, как будто любое ощущение порядка приравнивалось к конформистскому преступлению. Я пытался понять, они все еще близки как пара или просто притерлись друг к другу и тянут лямку совместного существования. Тем не менее мероприятие «знакомство с родителями» прошло вполне сносно.
Быть в паре, особенно в первые годы этого путешествия, – значит убедить себя в том, что вместе вам будет лучше; и вы станете исключением из обычных романтических правил, которые вступают в игру всякий раз, когда повседневность начинает заявлять о себе.
В течение следующих полутора лет, несмотря на то, что у Ребекки появилось куда более роскошное гнездышко, она настояла на том, чтобы приезжать в Бостон два раза в месяц… потому что, опять же, мы пара и оба должны проявлять приверженность, курсируя туда и обратно.
Восемнадцать месяцев. Экзамены по окончании второго курса. Еще одна летняя стажировка в «Ларссон, Стейнхардт и Шульман». Двухнедельные туристические каникулы в Монтане. Мой последний год в юридической школе. Диплом. Работа в «Ларссон, Стейнхардт и Шульман». Я переехал в квартиру Ребекки. И когда она завела разговор о свадьбе – назначить дату и все такое, но организовать что-то нетрадиционное, – я конечно же сказал «да». Почему? На ум пришло слово «определенность», хотя оно одинаково дразнило и бесило меня.
Мы назначили дату нашей свадьбы на 21 декабря 1980 года, через полгода.
Теперь я погружался в жизнь. Расставив все галочки. И убеждая себя: ты счастлив.
И все еще не теряя связи с Изабель.
Я все-таки ответил на ее телеграмму после того, как отменил августовскую неделю:
Спасибо тебе за великодушие и нежность. Ты всегда будешь в моих мыслях. Je t’embrasse. Сэм.
Шли месяцы. И вдруг в октябре пришло письмо.