Послушная жена

Мозги у меня пылали, ошпаренные новостью. Теперь я поняла, почему Бен показался мне знакомым. Он же вылитый Массимо. Я стиснула губы, чтобы ненароком не проболтаться о своем прозрении, не успев даже толком его обдумать.

Но, видимо, все же выдала себя, уставившись на мальчика, который как раз поднимался по ступенькам к кафе: разворот плеч, манера болтать руками на ходу – ни дать ни взять уменьшенная и более стройная копия Массимо.

На лице Дон отразилась усталая покорность.

– Он, наверное, говорил, будто я не хочу детей, да?

Мне не хотелось предавать Массимо ради женщины, с которой мы были знакомы всего пять минут, хотя присущая ей приветливость внушала мысль, что в других обстоятельствах мы запросто могли бы пуститься в сравнения, чья молодость прошла веселее, запивая это дело морем водки с лимонадом.

Пока я стояла, пытаясь найти ответ, который позволял бы и верность семье сохранить, и к наглой лжи не прибегать, глаза Дон наполнились слезами. Она провела рукой по лицу.

– Извини. Не надо было к тебе подходить. Просто не удержалась, услышав имя Франчески. Я сама себе злейший враг. А ведь надеялась, что все это меня уже не волнует.

– Значит, Бен – сын Массимо?

Дон рассмеялась.

– Да уж, некоторое семейное сходство есть, верно? Весь в отца.

– А Массимо знает, что у него есть сын?

Лицо собеседницы неуловимо посуровело.

– Конечно, знает. Если бы я его послушалась, никакого сына бы не было, но он есть. Хоть Массимо никогда его не видел.

– Мне казалось, Массимо отчаянно хотел детей. – Вспомнились разговоры с Ларой о том, как быстро она забеременела после свадьбы и как ее муж мечтает о втором ребенке.

– О да, Массимо очень хотел детей. Мы даже не успели никому сообщить о моей беременности, а он уже отправил меня на раннее УЗИ.

М-да. Отец Сэма, прежде чем исчезнуть, вручил мне сотню фунтов грязными десятками и заявил: «Сама решай, как поступать, только отец из меня никакой».

Подумалось, что я вполне могла бы полюбить того, кто настолько заботиться обо мне, что готов платить за раннюю диагностику, но тут Дон пояснила:

– УЗИ показало высокую вероятность сердечного заболевания, и Массимо заставил меня поклясться держать беременность в секрете. Оказывается, «неполноценный» ребенок ему не требовался. Я хотела сохранить малыша несмотря ни на что, но Массимо был в ярости и настаивал на аборте, если на сроке в двадцать недель проблема не исчезнет.

Быть такого не может. Массимо, научивший Сэма новым футбольным приемам, встававший пораньше, чтобы перед работой дополнительно подтянуть Франческу по плаванию, заставлял первую жену делать аборт? Дон словно говорила совершенно о другом человеке, не о том, который приглашал меня на кофе, экстравагантно целовал в обе щеки при встрече, всегда интересовался, есть ли у меня заказы и какие, да и вообще был одним из немногих, кто не считал мой швейный бизнес баловством.

– Но сейчас-то Бен здоров, правда?

Лицо Дон смягчилось.

– Сейчас да. Ему в раннем детстве сделали несколько операций.

– Значит, Массимо в итоге принял твою точку зрения? – Я словно пыталась засунуть последний кусочек головоломки в единственное оставшееся пустым место, а он никак не подходил. По-моему, ни разу не упоминалось, что Дон была беременна. Я гоняла в мыслях разговоры с Массимо, с Анной, с Ларой, но смогла вспомнить только одно: «Она не хотела детей».

По щеке Дон скатилась еще одна слеза.

– Он с такой яростной непреклонностью заставлял меня избавиться от ребенка, что я ушла за день до следующего УЗИ. Ведь в конце концов он добился бы своего: противостоять Массимо невозможно. Я просто села в машину и поехала куда глаза глядят. И оказалась в Ньюкасле. Решила, что там он меня не найдет даже после того, как ребенок родится.

Голову заполнили образы Массимо, который насмехался над Дон при любом упоминании и неизменно подчеркивал ее эгоизм. Но вот она стоит прямо передо мной и рассказывает, как боролась за ребенка, как порвала с прежней жизнью, боясь, что может лишиться сына, не успев родить его.

Дон замолчала, лицо ее помрачнело.

– Массимо не из тех, с кем можно договориться. Он не принял бы больного ребенка. Либо соглашаешься с ним, либо прости-прощай. Весь в мать.

В голове у меня роилось столько вопросов, что я перестала толком соображать. Словно брела по лабиринту, пытаясь найти путь к центру. Но какой бы маршрут ни пробовала, ничего не получалось. А может, дороги и не было? Ну не мог мой славный, дружелюбный деверь быть монстром, которого описывала мать Бена. Очень не хотелось думать, что я ошиблась насчет Массимо. Я обдумывала рассказ Дон, копалась в нем, ища несоответствия, дабы доказать самой себе: она все выдумала или, по крайней мере, дико преувеличила, и крупица правды, если она и была, исказилась до неузнаваемости.

Дон все-таки собралась уходить.