– Мне казалось, что я сразу бежала к ребенку, как только он издаст хоть звук. Не выносила, если ему было не по себе. – Мы ведь даже ссорились с мужем из-за того, что я была слишком мягкой, не позволяла малышу «прокричаться».
– Ты ни в чем не виновата, Лара. Наверное, так уставала, что просто не слышала. – Массимо стиснул мне руку. – Мне следовало попросить на работе отпуск по семейным обстоятельствам. Но я слишком зациклился на мысли, что первым делом должен зарабатывать деньги. Типичное мышление охотника-собирателя. Хотя частенько я даже посреди дня мчался домой с работы проверить, все ли у тебя в порядке.
А для меня те дни тянулись бесконечно. Совершенно не помню, чтобы Массимо заходил домой в обед. Может, я просто валилась на кровать и засыпала, укачав наконец вечно орущего Сандро.
Зато помню, как входила-выходила Анна. Свекровь задерживалась ровно на то время, которое требовалось, чтобы вбить мне в голову, сколько женщин убили бы ради моей доли: «Никаких забот о деньгах, прекрасный дом, муж тебя обожает». Она нависала надо мной, поправляла на Сандро подгузник, совала нос чуть ли не мне в грудь, чтобы посмотреть, правильно ли я держу ребенка при кормлении, то стаскивала с него кофточку, то напяливала, вечно недовольная тем, как одет малыш, невзирая на погоду. Но если я просила ее посидеть с Сандро, дабы спокойно принять душ, не боясь, что младенец ухитрился вывалиться из кроватки, упал и теперь орет благим матом, свекровь то собиралась к дантисту, то ждала сантехника, то у нее в духовке пекся пирог.
Массимо меж тем продолжал:
– Мне очень хотелось создать с тобой семью. Но ты была несчастна, и меня это пугало. Я не знал, как справиться с проблемой. А просить помощи не позволяла гордость: я же видел Нико и Кейтлин с Франческой – идеальное семейство из трех человек, причем без всяких явных усилий.
Я не могла не поморщиться при упоминании Кейтлин, хотя сама же и спросила о ней. Слушая, каким одиноким и напуганным муж чувствовал себя после рождения Сандро, я поняла, что мы сами разрушали свой брак, сами создали условия, чтобы нашлась другая, которая утешит моего мужа, окружит вниманием и заботой. Пока я доводила себя до нервного истощения, считая любую детскую сыпь признаком менингита, терзалась, если ребенок отказывался есть любую пищу не из баночки, страдала, когда он выплевывал сделанное мной пюре из капусты и цукини, доказывая, что я никчемная мать, лишенная самого главного навыка – способности накормить собственного ребенка, Массимо был беспомощен и одинок.
Потом мне на ум пришла Мэгги и ее возможная реакция на слова Массимо: «А я бы не стала убиваться. Тоже мне страдалец! Всю ночь спит как сурок, а утречком ему секретарша подает кофе, который он успевает выпить горячим, потому что не надо бросаться к малышу. Да ты просто спятила, если позволишь ему под этим предлогом выйти сухим из воды».
Мэгги определенно сочла бы меня размазней – так она называла женщин, которые не ходят в паб в одиночку, не могут без мужа общаться с работягами и не имеют собственных банковских счетов. Я бы никогда не посмела признаться невестке, что Массимо только после возвращения из отпуска перестал перед уходом на работу оставлять мне десятифунтовую купюру и восстановил мои банковские карты.
Внезапно меня охватила ярость, как будто вены переполнились кровью и она искала слабое место, чтобы вырваться.
Вместо того чтобы искать поддержки у собственного мужа, Кейтлин украла моего. Красовалась в обтягивающем костюмчике для йоги, когда у меня живот чуть не до колен отвис. Еще и лекции мне читала, как важно укреплять мышцы тазового дна, хотя я с трудом сама чистое белье могла натянуть. И за моей спиной планировала свои поездочки в оперу с Массимо, ужины вне дома, вылазки в «Ритц». «Ритц»! А мне только к двум часам дня удавалось проглотить кусочек остывшего тоста.
Я искала у нее поддержки. И сейчас вспомнила, как пыталась не поддаваться отчаянию, поскольку все считали, что я должна быть счастлива, раз у меня есть ребенок. Пыталась пересилить стыд, что иногда смотрела на этот вопящий, дрыгающийся в кроватке комок и тосковала по возможности в воскресенье поваляться утром в постели, пообедать в роскошном ресторане – да где угодно, лишь бы поесть спокойно, а не сидеть в ежесекундном ожидании очередного вопля, который означает, что следующие два часа предстоит ходить туда-сюда, укачивая и поглаживая. Других знакомых мамочек у меня не было, поэтому я спросила у Кейтлин, как разорвать этот сводящий с ума порочный круг: накормить, переодеть, подремать, услышать плач, проснуться и все заново.
Кейтлин просто нахмурила брови и заявила:
– Не знаю, у меня таких проблем не было. С полутора месяцев Франческа спала всю ночь. Может, ребенку не нравится твое молоко. Или у тебя его мало. Попробуй дать Сандро рожок.
Не существовало такого понятия, как трудный ребенок, была просто никчемная мать. И Кейтлин, и Анна с отвращением морщили носы, пока я безнадежно тупила, лишаясь очередного слоя веры в себя, становясь все более беззащитной и уязвимой.