Посмертие

Прошло две недели, прежде чем он заметил в патио девочек. Однажды днем, когда в его руки вернулась какая-то сила, Хамза, опираясь на деревянные костыли, которые сделал ему Паскаль, и с его помощью на одной ноге проковылял к окну. Хамза почувствовал, как кровь бросилась в левую ногу, все тело вдруг закололо. В окно он увидел уголок патио у дома миссионера, на циновке сидели две девочки и играли с кукольным домом. Он услышал, как мать говорит им что-то, но ее не было видно. Девочки не знали, что он наблюдает за ними. Хамза поставил стул к окну и порой сиживал там утром, смотрел, как приходят и уходят люди. Подвижность понемногу возвращалась, он уже, прихрамывая, выходил на костылях из лазарета на солнце, махал девочкам, они под взглядом матери махали в ответ. Хамза вспомнил, как офицер говорил, она боится за дочерей, и теперь сам видел, что фрау пастор не спускает с них глаз. Порой он видел ее в саду сбоку дома, девочки с корзинками ходили следом за нею.

Однажды утром, когда он сидел во дворе на стуле, который вынес из лазарета, подошел пастор, прищурился на солнце, потом молча уставился на Хамзу.

— Нам только что сообщили: война окончена, Германия сдалась, — произнес он. — Здесь, в Восточной Африке, командующий с остатками войск только теперь сдался британцам. Он явно не знал, что три недели назад договорились о мире, но теперь все кончено. Бог спас тебя, и мы должны быть благодарны Ему, ведь многие лишились жизни. Ты должен вечно благодарить Бога за это — и за то, что наша миссия послужила его милосердию.

Паскаль предупредил Хамзу, что будет молебен за всех усопших и что ему хорошо бы прийти.

— Пастору и фрау пастор будет приятно, и Богу тоже будет приятно. Кроме того, — добавил Паскаль, — если ты не придешь, пастор рассердится. А тебе лучше бы не сердить его. Он человек осторожный и хотел бы, чтобы ты ушел до того, как придут британцы и родезийцы, а они наверняка придут. Если тебя найдут здесь, догадаются, что ты раненый аскари, и, возможно, даже закроют миссию. Если пастор будет тобой недоволен, позволит им увезти тебя в лагерь, а если ты станешь одним из его паствы, то нет.

Горстка сельчан, тоже члены паствы, вернулись, и на молебне присутствовало более десяти человек, в основном женщины. Хамза впервые очутился в часовне миссии: строгая беленая комната, на стене распятие, перед ним кафедра. Хамзе казалось, он раскусил Паскаля: тот и жизнь ему спасал, и одновременно пытался обратить душу Хамзы к Христу. Гимнов Хамза не знал и всю службу сидел со склоненною головою, паства пела, пастор молился за павших.

Самочувствие Хамзы постепенно улучшалось, хотя двигаться ему зачастую было больно — поврежденное бедро ныло, отдавало в пах. Рана зажила, упражнения вернули Хамзе подвижность, но пастор предупреждал, что, возможно, задето сухожилие или нерв, вылечить которые ему не под силу, не настолько он сведущ в медицине. Хамза по-прежнему ходил на костылях, потому что нога еще недостаточно окрепла и не выдержала бы его вес. Паскаль сказал: похоже, ты останешься у нас еще на какое-то время, и лучше бы устроить тебя поудобнее. С помощью Свидетеля Паскаль возвел пристройку возле помещения, которое делил с Джумой, обмазал переплетенные прутья густой глиной и помог Хамзе переехать. Ты только крикни, мы услышим, сказал он.

Лазарет вернулся к обычному режиму: туда снова стекались местные жители в поисках исцеления. До них доходили слухи, что в конце войны повсюду вспыхнула болезнь, хотя Килембы худшее не коснулось. Хамза начал помогать в миссии — сперва в той работе, выполнять которую можно было и сидя: сортировал листья табака, чистил овощи, чинил мебель. Последнее ему особенно удавалось, и фрау пастор с Паскалем носили ему чинить всякие вещи. Пастор с молчаливым одобрением наблюдал, как Хамза управляется с мебелью и листьями табака. Пастор был бдителен и пристально следил за тем, что происходит в миссии, но почти никогда не вмешивался, чтобы поправить, и не отчитывал публично. По вечерам Хамза вместе с Паскалем и другими работниками ужинали и обсуждали хаос за стенами миссии.

Фрау пастор сказала, исцеление Хамзы не иначе как чудо. Должно быть, он вел праведную жизнь. Он догадался, что она подшучивает над ним, преувеличивает степень его выздоровления, чтобы ободрить Хамзу, но все равно был ей благодарен. Девочки — старшая Лиза и младшая Дорте — приносили листки с гимнами и, сидя в теньке, учили с Хамзой слова: читали и велели повторять, хотя он и сам мог бы прочесть. Хамза старался изо всех сил, но строгие учительницы заставляли повторять каждую строчку несколько раз. Однажды они поспорили, как правильно произносится слово, он невольно потянулся и взял у Лизы гимн, чтобы прочесть самому. Она мигом, не раздумывая, выхватила у него листок. Это мое, сказала она. Хамза же, пока глядел в текст, вдруг смутно припомнил, как офицер говорил, что оставил для него книгу. Что за книга? Или то была галлюцинация? Может, ему это привиделось?

— Обер-лейтенант оставил для меня книгу? — спросил он Паскаля.