Посмертие

Потом возвращался на квартиру — язык не поворачивался назвать ее домом, — некоторое время сидел на крыльце с Халифой, Топаси и Маалимом Абдаллой: эти обсуждали положение дел, обдумывали и анализировали последние скандалы и сплетни. Тогда правительство как раз начало выпускать «Мамбо Лео», ежемесячник на суахили, чтобы те, кто умеет читать, узнавали о том, что творится в стране и мире, о передовых методах ведения сельского хозяйства, о гигиене и даже о спорте. Халифа покупал газету, а закончив, передавал Хамзе с Афией. Маалим Абдалла приходил на баразу с собственным экземпляром и рассказывал друзьям, что интересного вычитал: новости эти разбирали, разоблачали, выводили на чистую воду. Иногда он приходил со старым выпуском «Восточноафриканского стандарта», газеты колонистов Найроби, ее давал ему друг, который служил в канцелярии районного уполномоченного, и не торопил с возвратом. Некоторые статьи «Стандарта» предоставляли трем мудрецам увлекательные темы для дискуссий, особенно жаркие перепалки между колонистами, которые хотели убрать из Кении всех африканцев и устроить так называемую страну белого человека, и теми, кто хотел убрать всех индийцев, пускать только европейцев, а в качестве слуг и рабочих оставить африканцев, ну и горстку каких-нибудь крестьян-дикарей, для колорита. И предложения, и их защитники были такие нелепые, точно колонисты обитали на луне.

Забрав у Афии поднос с кофе, Хамза уходил в мечеть на ишу. Иди-иди, юный святой, выпроваживал его Халифа. Вернувшись, Хамза шел прямиком в комнату к Афие, и они проводили вместе самую приятную часть дня. Они часами беседовали, читали старые газеты, рассказывали друг другу о своей жизни, рассуждали о будущем, занимались любовью.

* * *

Однажды ночью она, вздрогнув, проснулась рядом с ним. Схватила его за плечо, прошептала:

— Хамза, ш-ш-ш, ш-ш-ш… перестань.

Лицо его было мокрым, тело утопало в поту. Хамза проснулся со сдавленным всхлипом. Они лежали тихо в темноте, Афия крепко держала его за плечо.

— Ты плакал, — сказала она. — Опять он?

— Да, он. Иногда он, иногда офицер. Или еще пастор. Всегда они, — ответил Хамза. — Но дело не в том кто, а в чувстве, которое они вызывают.

— В каком чувстве? Скажи.

— Чувстве опасности, страха. Как будто надо мной нависла большая опасность и некуда бежать. Шум, крики, кровь.

Они долго лежали молча в темноте. Наконец Афия спросила:

— Всегда война?

— Всегда. Раньше, в детстве, меня часто мучили кошмары, — признался он. — Я лежал ничком, не в силах пошевелиться, меня жрали звери. Но тогда я не чувствовал опасности — скорее, это было поражение, пытка. Теперь, когда мне снятся кошмары, они пугают меня. Словно то, что со мною будет, сокрушит меня сильной болью, заставит меня страдать, я утону в собственной крови. Я чувствую, как она заполняет горло. И боюсь этого ощущения, не человека. Но иногда это он, фельдфебель. Не знаю, почему, когда мне снится пастор, я чувствую себя так же. Не знаю, как он в этом замешан. Он вылечил меня. Я два года провел в его миссии.

— Расскажи мне еще о нем, — попросила Афия. — Расскажи о сараях, где сушился табак, о плодовых деревьях, о книгах, которые фрау дала тебе почитать.

Она почувствовала, как он улыбается в темноте.

— Значит, ты все-таки слушала. Я думал, ты уснула, когда я рассказывал тебе о фрау пастор. Муж ее был большой педант, ему очень нравилось сушить табак. Там он все контролировал. Ему всегда хотелось быть правым, он ничего не мог с этим поделать. Казалось, он заставляет себя выслушивать других, учится быть добрым. Поневоле удивишься, как он стал миссионером. По-моему, она учила его снисходительности, потому что он по природе нетерпим. Она была непринужденно добра, внимательна и щедра. Я никогда не забуду ее. Да, она одалживала мне книги. И дала их адрес в Германии. Попросила сообщать о себе. Она записала его в той книге Гейне, я рассказывал тебе о ней.

— Может, однажды ты ей напишешь, — предложила Афия. — Может, однажды ты сумеешь забыть то ужасное время, даже если ее не забудешь. Порой, когда я ухожу из дома, мне мерещится: вот я вернусь, а тебя нет, ты покинул меня, ушел без единого слова. Наверное, я пока что не все в тебе понимаю, но я очень боюсь тебя потерять. Я потеряла отца и мать раньше, чем узнала их. Кажется, я их даже не помню. Потом потеряла брата, Ильяса, а ведь его появление в детстве стало для меня спасением. Я не выдержу, если потеряю еще и тебя.

— Я никогда тебя не оставлю, — сказал Хамза. — Я тоже в детстве лишился родителей. Я лишился дома, в слепом желании убежать я едва не лишился жизни. Настоящая жизнь для меня началась, когда я приехал сюда и встретил тебя. Я никогда тебя не оставлю.

— Поклянись. — Она погладила его, давая понять, что желает его.

* * *