Посмертные записки Пиквикского клуба

— Нет, не похоже! — отмахнулся Сэм, быстро читая дальше, чтобы избежать спора по этому пункту. — «Изберите меня, Мэри, моя милая, в свои Валентины и обдумайте все, что я сказал. Моя милая Мэри, я заканчиваю». Это все, — произнес Сэм.

— Не слишком ли резко ты осадил, Сэмми? — спросил мистер Уэллер.

— Нисколько, — возразил Сэм. — Тут ей захочется, чтобы было еще, а в этом и состоит искусство писать письма.

— Пожалуй, оно верно, — согласился мистер Уэллер. — И хорошо бы, если бы твоя мачеха следовала в разговоре этому замечательному правилу. А ты не подпишешься?

— В том-то и загвоздка, — сказал Сэм. — Не знаю, как подписаться.

— Подпиши: «Веллер», — посоветовал старейший из не почивших в Бозе носителей этого имени.

— Не годится, — сказал Сэм. — «Валентинку» не подписывают своим именем.

— Подпишись тогда «Пиквик», — предложил мистер Уэллер. — Очень хорошее имя и легко пишется.

— Вот это дело! — обрадовался Сэм. — И можно кончить стихом, как ты думаешь?

— Мне это не нравится, Сэм, — возразил мистер Уэллер, — Я не знал ни одного уважающего себя кучера, который бы писал стихи, кроме одного, который зарифмовал несколько трогательных строк в ночь перед тем, как его повесили за разбой, да и тот был из Кемберуэлла, так что это не в счет.

Но Сэма нельзя было отвлечь от захватившей его поэтической идеи, и он подписал письмо:

«Любовь моя — не пшик,

Ваш Пиквик».

Затем, сложив листок каким-то очень хитрым способом, он нацарапал адрес: «Мэри, горничной в доме мистера Напкинса, мэра, Ипсуич, Саффолк», и засунул послание, запечатанное облаткой и готовое для сдачи на почтамт, в карман.

Когда с этим важным делом было покончено, мистер Уэллер-старший перешел к объяснению того, зачем он вызвал сына.

— Первым делом о твоем патроне, Сэмми, — сказал мистер Уэллер. — Кажется, завтра его будут судить?

— Суд назначен на завтра, — кивнул Сэм.

— Ну так вот, — продолжал мистер Уэллер, — думается мне, что ему, верно, понадобятся свидетели, чтобы говорить о его нравственности или, может быть, доказать его алиби. Я обмозговал это дело, Сэмми, и он может быть спокоен. Я подобрал приятелей, они скажут все, что ему нужно, но мой совет такой: наплевать на нравственность и держаться за алиби. Ничего нет лучше алиби, Сэмми, ничего!

Высказав это юридическое соображение с самым глубокомысленным видом, мистер Уэллер погрузил нос в кружку и подмигнул удивленному сыну.

— О чем это ты толкуешь? — спросил Сэм. — Уж не думаешь ли ты, что его будут судить в Олд-Бейли?

— Сейчас речь не об этом, Сэмми, — ответил мистер Уэллер. — Где бы он ни судился, его выручит только алиби. Через алиби мы спасли Тома Уайльдспарка от обвинения в убийстве, когда все судейские крючки твердили, что парню крышка. И вот мое мнение, Сэмми: если твой патрон не докажет алиби, он, как говорят итальянцы, пропадет ни за понюх табаку, вот и все.

Сколько ни доказывал Сэм отцу, что алиби в данном случае совершенно неприменимо, старик упорно стоял на своем. Видя, что дальше обсуждать этот вопрос бесполезно, Сэм переменил тему и спросил о втором деле, по которому его почтенный родитель желал с ним посоветоваться.

— А это уже вопрос семейной политики, Сэмми, — сказал отец. — Этот вот Стиггинс...

— Красноносый? — осведомился Сэм.

— Он самый, — подтвердил мистер Уэллер. — Так вот, этот красноносый навещает твою мачеху, Сэмми, с обязательностью и постоянством, каких я еще не видывал. Он такой друг семейства, что когда от нас уходит, плохо себя чувствует, если не прихватит чего-нибудь на память о нас.

— А я бы дал ему что-нибудь такое, чтоб наскипидарить и навощить его память лет на десять, будь я на твоем месте, — перебил Сэм.

— Подожди минутку, — продолжал мистер Уэллер. — Я хотел сказать, что он теперь всегда приносит с собой флягу, в которую вмещается пинты полторы, и перед уходом наполняет ее ананасным ромом.

— И опустошает, прежде чем опять идти к вам, надо думать?

— Начисто! Ничего не оставляет, кроме пробки и запаха. Так вот, эти молодцы, милый мой, сегодня вечером устраивают месячное собрание Бриклейнского отделения Объединенного великого Эбенизерского общества трезвости. Твоя мачеха собиралась туда, да схватила ревматизм и не может, а я, Сэмми... я забрал оба билета, что ей прислали.

— Ну и что же? — поинтересовался молодой джентльмен.

— А то, — продолжал его родитель, — что мы пойдем туда вместе и поспеем вовремя, а заместитель пастыря не поспеет, Сэмми, заместитель пастыря не поспеет...

Тут мистера Уэллера схватил пароксизм смеха, постепенно разросшийся до удушья, грозившего пожилому человеку немалой опасностью. Сэм вскочил и начал растирать его спину с таким усердием, что она едва не воспламенилась.

— В жизни не видал такого старого чудилы! — воскликнул Сэм. — Над чем хохочешь, корпуленция?