— Прекрасная идея! — шептал мистеру Пиквику Перкер. — Додсон и Фогг — ловкие люди! Превосходный эффект, уважаемый сэр, превосходный!
Пока Перкер говорил, миссис Бардль начала медленно приходить в себя, а миссис Клаппинс, подвергнув тщательному осмотру пуговицы мастера Бардля и соответствовавшие им петли, поставила его перед матерью.
— Бардль и Пиквик! — выкрикнул человек в черном, объявляя дело, значившееся первым.
— Я — со стороны истицы, милорд, — сказал сарджент Базфаз.
— Кто с вами, коллега Базфаз? — спросил судья.
Мистер Скимпин поклонился.
— Я — со стороны ответчика, милорд, — сказал сарджент Снаббин.
— А с вами кто, коллега Снаббин? — спросил судья.
— Мистер Фанки, милорд, — ответил сарджент Снаббин.
— Сарджент Базфаз и мистер Скимпин со стороны истицы, — повторил судья, занося имена в записную книжку. — Со стороны ответчика — сарджент Снаббин и мистер Дранки.
— Прошу прощенья, милорд, Фанки.
— А, очень хорошо, — сказал судья. — Я еще не имел удовольствия слышать фамилию джентльмена.
Тут мистер Фанки поклонился и улыбнулся, судья также поклонился и улыбнулся.
— Продолжим, — сказал он.
Судебные приставы опять призвали к молчанию, и мистер Скимпин «открыл дело», но когда он его открыл, создалось впечатление, будто внутри ничего нет, ибо все, что он знал, он удержал при себе и уселся по прошествии трех минут, оставив присяжных на той же стадии просвещенности, на какой они находились раньше.
Затем, со всем величием и достоинством, каких требовала серьезность момента, поднялся сарджент Базфаз и, пошептавшись с Додсоном и переговорив с Фоггом, натянул мантию на плечи, поправил парик и обратился к присяжным.
Сарджент Базфаз начал с того, что никогда еще он не приступал ни к одному делу с таким глубоким волнением, с таким тяжелым сознанием своей ответственности, — ответственности, которой он не вынес бы, если бы его не поддерживало убеждение в том, что истина и справедливость или, другими словами, положение его несчастной, безвинно пострадавшей клиентки найдет живейший отклик в сердцах двенадцати благородных и мудрых джентльменов, которых он видит перед собою.
Таким началом адвокат всегда располагает присяжных в свою пользу и заставляет их думать, что они люди с мозгами. Результат был налицо: многие из присяжных с крайним рвением принялись делать какие-то пространные записи.
— Джентльмены, от моего высокоученого друга вы уже узнали, — продолжал мистер Базфаз, хотя было очевидно, что от его высокоученого друга присяжные ничего узнать не могли, — что перед нами дело о нарушении брачного обещания, ущерб по каковому делу определяется в одну тысячу пятьсот фунтов стерлингов. Но вы не узнали от моего высокоученого друга — ибо говорить об этом не входило в его обязанности — всех обстоятельств вышеупомянутого дела. Эти факты и обстоятельства, джентльмены, вы услышите теперь от меня, а истинность их будет подтверждена показаниями двух беспорочных свидетельниц, которые сейчас предстанут перед вами.
Тут сарджент Базфаз с треском обрушил свой кулак на стол и взглянул на Додсона и Фогга, которые одним кивком выразили восхищение сарджентом и возмущение ответчиком.
— Истица, джентльмены, — продолжал сарджент Базфаз мягким и меланхолическим голосом, — истица — вдова; да, джентльмены, вдова! Покойный мистер Бардль, в течение многих лет пользовавшийся доверием и уважением своего монарха в качестве охранителя его королевских доходов, почти незаметно для себя ушел из этого мира в поисках того покоя, которого никогда не обрести на таможне.
При этом патетическом описании кончины мистера Бардля, наступившей вследствие удара пивной кружкой по голове во время пьяной драки, голос высокоученого сарджента дрогнул, и он с волнением продолжал:
— Незадолго до смерти он запечатлел свой образ и подобие в малютке-сыне. С этим младенцем на руках, с единственным залогом любви покойного таможенного чиновника, миссис Бардль бежала от соблазнов света в тихий приют на Госуэлл-стрит; и здесь в окне своей гостиной она вывесила билетик с надписью: «Меблированные комнаты для одинокого джентльмена. Спросить хозяйку».
Здесь мистер Базфаз приостановился, чтобы дать время присяжным сделать необходимые заметки.
— Даты на нем нет, сэр? — спросил один из них.