Посмотри на меня

Он понимал, что жена вроде как не больна, а головой «едет». Каждый день все сильнее. Может, таблетки есть, чтобы она оставалась нормальной бабой? Ну с чего так убиваться? Уже ведь не молодая, чего так страдать? О внуках надо думать. Зачем ей матка-то в ее возрасте? Протасов даже к Петровичу с этим вопросом пришел.

– Ну представь, тебе яйца сейчас отрежут, – пожал плечами Петрович. – Как ты себя чувствовать будешь? Вот твоя жена то же самое переживает.

Наверное, из-за всего этого Протасов и боялся ложиться на операцию. Надеялся оставить хоть малейший шанс на то, чтобы почувствовать себя настоящим мужиком. А кто настоящий мужик? Правильно. Тот, от которого баба залетела. Опять перед глазами повариха встала, чтоб ее. К грудям Протасов был равнодушен, пусть хоть какие будут, но лучше побольше, конечно, а вот к женским бедрам – очень даже неравнодушен. Ему нравились те, что покрупнее, чтобы задница была увесистой, мощной, обтянутой тканью так, чтобы трещала по швам. Чем больше, тем лучше. Жена вообще в этом смысле никогда не привлекала – зад, даже в молодости, был тощий, костлявый, плоский…

– Конечно, слышу, – с готовностью подтвердил начальник гарнизона, не понимая, что от него хочет эта женщина.

– Поговорите с ним! Посмотрите на меня! Это он! Специально! – Женщина ткнула ему под нос свою загипсованную руку.

Протасов отшатнулся.

– Мало? Вот это тоже он! – Женщина свободной рукой задрала кофту. Протасов невольно отвернулся.

– Смотрите! Посмотрите на меня! Это он со мной сделал! – кричала женщина.

Протасов поднял глаза и увидел что-то синее, ужасное. Опять отвернулся.

– Вам неприятно смотреть? А мне, думаете, каково? – кричала женщина. – Вот, смотрите!

Женщина приспустила юбку, начала сдирать колготки. Повернулась к нему задом. Именно таким, как любил Протасов. Крупным, мягким. По бедрам разлилась чернота. Страшные длинные широкие полосы. Протасов знал такие побои – ногой били. В ботинке или в сапоге. Самым носком. Несколько раз по одному месту.

– Успокойтесь, пожалуйста, оденьтесь, я сделаю все возможное. – Протасов пытался вспомнить, кто эта женщина, как ее зовут и чья она жена. Но не мог. Вместе с аденомой простаты начались проблемы с памятью. В последний раз он попросил у Петровича таблетки не от частого мочеиспускания, а для стимуляции мозговой деятельности. Петрович заржал.

– А что, возможно? – Галка, совершенно не стесняясь, натягивала трусы, колготки и поправляла юбку. – Поговорите? Внушение сделаете?

Она села на стул. Не плакала. Не умоляла. Смотрела на Протасова зло, с ненавистью.

– Я как надо поговорю, обещаю, – процедил Протасов. – Пальцем больше не тронет.

– Пусть лучше вообще не подходит. Если еще раз изнасилует, я его сама зарежу. Будет вам громкий случай в гарнизоне и скандал, – рявкнула Галка.

– Не подойдет. Слово даю.

То, что произошло дальше, Протасов помнил смутно. Женщина каким-то образом оказалась у него на столе с задранной юбкой. Протасов думал лишь об одном – не сделать ей больно. Не дотронуться до гематом. Поэтому был нежным. Но потрясло его другое. Она вдруг дернулась и отстранилась.

– Больно? – испугался он.

– Ты дурак? – хохотнула женщина.

На седьмом десятке Протасов вдруг открыл для себя новую вселенную – как доставлять женщине удовольствие. Галка прибегала сама. Он чувствовал, что бежала, хотела, пусть на пять, десять минут. Никаких угрызений совести они не чувствовали. Галкиного мужа Протасов повысил в звании и сослал в соседний гарнизон. Галка родила еще одного ребенка. Протасов подсчитал сроки и ходил счастливый – от него. Мальчик. Как он и мечтал. Только на месте поварихи – Галка. Ее заберет на свой огород. Она будет стоять в халатике. Он сына научит карасиков ловить. Куда при этом денет жену, Протасов как-то не задумывался. Знала ли жена о внебрачном сыне? Конечно, знала. Какие тайны в женской бане? Но не стала устраивать скандал. К дочери уехала – будто на время, а оказалось, навсегда. Протасов этого не заметил. Ходил по выходным гордый с коляской по парку. Все, конечно, молчали в тряпочку. Ждали нового командира гарнизона.