В то время, как князи людстии совещавали таким образом злое на Господа и на Христа Его (Пс. 2, 2), Господь, по предречению пророка, посмевался (ст. 4) сему собранию лукавнующих, а злобные замыслы их обращал к выполнению святых целей Своего промышления. Те, кто так нагло считали себя теперь распорядителями жизни Господа, на самом деле были не иное что, как дерзкие рабы, за лукавыми замыслами которых Он Сам наблюдал, не дозволяя выйти им из известных и Им от века предначертанных границ. Хотя устами Каиафы двигала, очевидно, злоба и холодная жестокость, однако язык первосвященника, неведомо для него самого, вещал в ту минуту всему миру, как бы по вдохновению, предстоящее совершение одной из величайших Божиих Тайн. Каиафа произнес свое определение (о спасительности смерти Христа) по осенению свыше, как некогда Валаам, и вследствие наития дара пророчества, который, происходя от Бога, по тому самому не заключает в себе ничего злого и преступного; только страсти, обладавшие первосвященником, истолковав это откровение по-своему, потемнили и исказили в душе его истинный смысл пророчества. Бог открыл Каиафе, что смерть Иисуса Христа будет спасительна для всех, но это откровение как не внушало, так и не обязывало его стремиться к погублению Праведника, несмотря на Его невинность и чудеса; все это Каиафа привнес от злого сокровища сердца своего (Лк. 6, 45). Для сердца испорченного нет ничего легче, как злоупотреблять самыми святыми истинами, обращать их в орудие страстей своих, искажать и извращать их смысл прибавками и объяснениями по прихоти преобладающей страсти» (Сб. Барсова, т. 2, с. 241). Состоявшееся определение Синедриона о предании Иисуса Христа смерти побудило Его на время скрыться. Он не пошел из Вифании прямо в Иерусалим, а ушел с апостолами в г. Ефраим, близ Иерихонской пустыни.
А между тем народ, собравшийся уже со всех окрестностей в Иерусалим на праздник Пасхи, оживленно толковал о Христе и ожидал Его пришествия:
12 гл., 1–8.
Возвратился Иисус Христос из Ефраима в Вифанию, направляясь в Иерусалим, за шесть дней до Пасхи[9].Здесь, в доме Лазаря, устроена была для Иисуса Христа вечеря (ужин). Марфа служила гостям, а Мария села у ног Иисуса Христа и помазала ноги Его нардовым чистым драгоценным миром и отирала их своими волосами. Целый фунт мира употребила Мария, и весь дом наполнился благоуханием. На упрек и сожаление сребролюбивого Иуды Искариотского:
Смысл слов Христовых, сказанных в защиту Марии, таков: «Не напрасно, как ты, Иуда, думаешь, и не без цели она помазала Меня теперь; она помазала в предвидении и в предзнаменование того дня, когда предательство твое сведет Меня в гроб, и Я буду помазан, как мертвец» (Толк. Еванг. Еп. Михаила III, с. 366).