Посох Мерлина (СИ)

На Имболк вокруг атенеума целые сутки горели костры. На этот раз никаких балов и игр не было — в священство Имболка верили даже те, кто слышал о нём в первый раз, из-за особой атмосферы. Свечи Самайна считались погребальными, йольские фонари зарождали надежду, а костры Имболка связаны с возрождением. Остатки снега быстро таяли, как таяли долгие холодные ночи, высвобождая чёрную землю с пожухлой травой, которая приносила особенный запах свежей весны, хоть по календарю до неё был ещё месяц. Ученики ходили в белых и светло-розовых одеждах, на руках можно было найти браслеты из шёлковых лент всех цветов радуги, а в каждый приём пищи многие отдавали предпочтение молоку из кувшинов и творожному сыру с разными сухофруктами. Венки из молодых веток с зачарованных балконов висели в главных помещениях Гринчвилда: от Церемониального зала до гостиных, особенный запах листвы разносился по всему замку и зелёный цвет поднимал настроение. Рыцари, которые претендовали на членство в ордене, и Короли года принимали ванны, усыпанные цветами, в свете свеч, и всё второе февраля ходили полностью облачённые в шёлковые одежды.

Первых в своём роду и многих метисов такой почёт традиций удивлял и забавлял одновременно. Все расступались перед Избранными, словно волны, которые наплывают на волнорезы, чтобы разглядеть рыцарей или королей в церемониальных одеждах. Смотрели на них, вытягивая головы, запоминали все детали их одежд, ведь по слухам рано или поздно Избранные окажутся на службе владыки эльфов, возглавляющего Неистовый гон. Публику обдавало можжевеловым запахом, и таким необычайно вкусным, что просыпалось желание ходить за Избранными по пятам, из-за чего даже образовывались маленькие кучки последователей. Однако с наступлением вечера все короли и рыцари внезапно пропадали из поля зрения учеников и уходили с молодыми учителями в лес, чтобы совершить древние обряды и попросить богиню Морриган продолжать освещать их пути светом и спасать от бедствий.

Когда же все вернулись в атенеум, начался дождь. Даже для Шотландии гроза в феврале была необычным делом, так что в некоторых спальнях слышались беседы о том, насколько такое погодное явление было хорошим знаком. Многие считали, что это к беде, однако первым человеком, который бы с этим не согласился, был Сауней Конноли.

Учитель истории был одним из немногих взрослых, который жил в Гринчвилде почти весь год, так как у остальных были семьи в Гринхолле или других городах, связанных с Петси. И в ночь со второго на третье февраля он был рад этому факту, несмотря на то, что нередко встречал раздражающе наглых подростков даже ночью, а с недавних пор из атенеума не выпускали даже взрослых.

Он ещё не ложился, когда услышал первые крупные капли дождя, бьющие по окну. Медленно подкрадывающийся сон как рукой сняло, а кровь забурлила в жилах, стоило пальцам нащупать в шкафу плащ. Мужчина стремительно вылетел из комнаты, на ходу просовывая руки в рукава, с целью выбраться из атенеума. Несколько раз он замедлял шаг, вслушиваясь в звуки, ждал, сжав челюсти, когда другие учителя завернут за поворот, чтобы не натолкнуться на них и не придумывать причины, которые заставили бы его покинуть Гринчвилд в грозу поздней ночью.

Сауней не пошёл к массивным дверям главного входа в замок, а повернул в слишком хорошо изученный коридор, который вёл к затопленному подвалу. Пара поворотов, пугающая скрипучая дверь, которая наверняка могла разбудить добрую половину учеников и учителей, непонятный холод, веющий из одного прохода, и, наконец, он наткнулся взглядом на люк. Взмахом руки мужчина открыл проход, трансформируя люк в чугунную лестницу. Прошло ещё несколько секунд, и он почувствовал противную сырость под ногами. Сам воздух был пропитан этой сыростью и запахом тухлой рыбы, из-за чего его каждый раз тошнило. Конноли обвёл взглядом гладь воды, в глубине души радуясь отсутствию русалки. Воспоминания об их последней встрече приносили лишь злость и приглушённую боль в шее, хоть он и обработал рану эликсиром. Поэтому столкнуться с водной бестией не хотелось хотя бы из-за затаившегося в груди страха и слишком важного дела.

Сауней дошёл до камня в тщетных попытках настроить себя на оптимизм: камакурский плющ найти достаточно просто, сорвать его цветы ещё легче, а потом сварить эликсир, рецепт которого знал наизусть. Перед тем, как нырнуть в холодную тёмную воду подвала, он в последний раз кинул взгляд на уже ожидающих часа своего применения котелки и снадобья. Старая медная посуда прощально блеснула начищенными боками, когда голова Конноли погрузилась под воду.