Посох Мерлина (СИ)

Котёл, серебряная ложка, толкушка, сито и несколько склянок уже расположились на столе, когда Конноли достал из кармана дождевика колбу с цветами плюща и сразу же спрятал под плотной салфеткой, чтобы свет не падал на лепестки. Потом он разжёг горелку и зачерпнул в котёл воды, в глубине души радуясь, что для варки этого эликсира ему не пришлось искать исток реки, питающей плющ. Пока языки огня лизали дно котла, Сауней начал толочь цветы жасмина до мелкой крошки, осторожно добавляя кусочки корня одуванчика. После того, как скинул в воду порошок, достал из третьей склянки дольки апельсина с ужина, уже изрядно засохшие, поэтому ему пришлось постараться, чтобы выжать нужное количество сока. Содержимое котла стало потихоньку закипать, что позволило Конноли отложить серебряную ложку и добавить листья мяты и ровно четырнадцать лепестков камакурского плюща и свой волос. Его руки слегка дрожали, когда в темноте, подальше от света солтора, он отщипывал лепестки цветов. Волнение и привычка выполнять все свои действия с помощью магии не давали мыслям о возможном провале покинуть его голову, из-за чего Сауней напрягал все свои мышцы ещё сильнее, вызывая этим самым ещё больше дрожи.

Но стоило последнему лепестку упасть в котёл, он жестом призвал скопление света, напоминающее маленькую звезду, к самому котлу, чтобы озарить светло-коричневую жидкость. Спустя несколько мгновений вода начала активно бурлить, приобретая насыщенный коричнево-красный оттенок, и обещала вылиться за края. Мужчина опустил взгляд к наручным часам, засекая время и молясь, что не допустил ошибки в таком лёгком рецепте.

— Сто восемнадцать, сто девятнадцать, — отсчитывал Сауней секунды, — сто двадцать!

Стоило прозвучать последнему слову, как историк резко поднял котёл с огня и погасил магический свет. Потом опять взмахнул кистью, призывая склянку с оставшимися цветами плюща.

— Сто тридцать четыре, сто тридцать пять… — чеканил Конноли, закидывая цветок за цветком в горячую воду в кромешной темноте, пока пар обжигал руки. — … Сто сорок два, сто сорок три…

Затем он оставил котёл с ещё не готовым эликсиром парить в воздухе и поставил на стол второй котелок с натянутым от края до края ситом. В тот момент, когда он отсчитал сто пятьдесят секунд, первые капли снадобья громко ударили по дну второго котелка. Магический свет снова загорелся в воздухе, с каждой секундой прибавляя в яркости до тех пор, пока Сауней не смог в деталях рассмотреть посиневшие цветки камакурского плюща вперемешку с листьями мяты на сите. Едва он увидел цвет растений, тихо выдохнул и мысленно поблагодарил всех богов, которым молился всю эту ночь.

— Gwilth agor! — воскликнул он, раскрывая руки.

Пальцы и солтор сразу же заискрились, словно из них образовывался ток, а спустя секунду все потоки объединились в один единый, напоминающий быструю реку. Магия пронзила варево, и всё содержимое котла тут же воспарило в воздух и начало делиться на маленькие капли. Сауней с замиранием сердца наблюдал, как капли начали разлетаться по каждой отдельной руне — утерянным кельтским письменам — и обещали с минуты на минуту наконец объяснить надписи.

— Дагра, считай меня своим вечным рабом, если всё получится, — в потолок шепнул Конноли, но в следующую секунду его лицо исказила усмешка: — Барр будет на коленях меня молить открыть древние письмена, и даже ты не будешь мне нужен.

Капли продолжали падать на каждую отдельную руну, и в подвале послышалось крошение камня. Некоторые древние знаки начали меняться, превращаться из непонятных зигзагов и полос в английские буквы и слова. Правда должна была вот-вот оказаться раскрытой только для Саунея, из-за чего в груди разлилась едва сдерживаемая радость. Однако когда он снисходительно рассматривал творение своих рук, внезапно понял, что английские буквы не держатся даже и десяти секунд, а опять превращаются в кельтские письмена.

— Чёрт! — чуть ли не во весь голос воскликнул Сауней. — Чёрт! Гаст{?}[Ругательство на валлийском, схожее на русское “сука” или более нецензурные выражения.]! — продолжил ругаться он, пока в голове носились мысли, где он допустил ошибку и не рано ли начал смеяться над древним богом. — Почему не срабатывает?! Я сделал всё верно!

Историк, поздно спохватившись, начал в воздухе записывать те слова, которые успевал прочесть. Однако, чем быстрее он пытался запечатлеть древние письмена, тем больше он понимал, что просто угадывал половину слов. А когда он в отчаянии упал на колени, чтобы пальцами сдержать трансформирующуюся в исходное состояние букву, почувствовал, что это никак не помогает, и от злости зарычал, ударив по плитке кулаком.

— Чёртова магия! — крикнул Сауней, когда молния рассекла небо в последний раз в ту ночь.

***