Посол Господина Великого

Полузахлебнувшегося, его вытащили сетью матросы «Белой коровы» – пузатого одномачтового когга, принадлежащего ревельскому купцу Яану Стерсену, по национальности – шведу. Так Олег Иваныч оказался в ганзейском городе Ревеле, Колывани, Датской крепости, Таллине. Люди, эсты, финны, шведы, издревле селились у холма Тоомпеа. В 1219 году король Дании основал здесь крепость, вообще же под властью датчан город находился до 1346 года, а с того времени – развивался как немецкий ганзейский город, подчиненный Любеку. Лет двести уже жили в нем и немцы, и шведы, положившие начало церковной общине Олевисте, неподалеку от которой была и русская церковь, откуда только что вышел Олег Иваныч. Русские селились около Длинной улицы, отдельным компактным районом, и вере своей не изменяли. Жаль, маловато стало их, русских-то, да и туго пришлось после того, как Ганза свернула торговлю с Новгородом. Тем не менее еще существовала русская община, куда сейчас и намеревался отправиться Олег Иваныч, да вот встретил по пути Томаса. Томас Ленстеди – по происхождению полушвед-полудатчанин – родился здесь, в Ревеле, где, в свою очередь, родились и его родители… Долгое время работал в оружейной мастерской отца, которую и унаследовал совсем недавно, после батюшкиной кончины. Мать Томаса умерла еще раньше, от мора. К русским Томас ходил не просто так – хотел вложить деньги в товары для Новгорода, тайком от магистрата снарядить кораблишко. А что – хороший, не облагаемый налогом бизнес. Только вот, правда, не очень законный… Попадешься – проблем не оберешься. Зато и навар. Русский Томас прилично знал – да на Длинной улице когда-то все, кто хотел, его знали, с русскими издавна жили бок о бок, хоть и кривились католические священники, да куда деваться. Кроме бизнеса, еще одно дельце было у Томаса в русском квартале – нравилась ему Елена, дочь церковного старосты Евлампия, в доме которого проживал сейчас Олег Иваныч, спасенный матросами Стерсена. Сам Стерсен и позвал русских, когда распознал в бреду выловленного из моря русскую речь – случалось раньше, хаживал с товаром в Новгород. Говорил, правда, не так, чтобы очень – но кой-что понимать мог. Староста Евлампий сразу признал в Олеге Иваныче влиятельного софейского человека – доходили слухи через ливонских рыцарей. Узнав, предложил свой дом, оказал почет и уважение, даже денег дал – отдашь, сказал, после, в Новгороде, буде станется… Ой, хитрил Евлампий, явно всего не рассказывал. Планировал, ой, планировал к Новгороду пробиться с товарцем, в обход законов ганзейских. Ну, Бог с ним, с Евлампием, себе на уме был. Олег Иваныч даже иногда задумывался, а не будь он человеком архиепископа Феофила, так ли принял б его Евлампий? Скорей всего – и руки бы не подал, мало ли утопленников с моря вылавливают. Хитер был староста, хитер да речами сладок. Волос черен, борода космата, глаза – туда-сюда – бегают. Тот еще жук. Зато дочка – красавица! Ну, не такая красавица, как, скажем, Софья… Эх, Софья, Софья… И свет белый без тебя не мил, оказывается. Олег Иваныч вздохнул, помянул Господа, потом махнул рукой – что толку вздыхать-то! Надобно выручать и Софью, и прочих, коли живы. А для того – случай подходящий нужен, да не дожидаться его, случая, надобно активно самому готовиться… Тогда и сладится. Так что нечего пока завидовать чужому счастью да красоте Еленкиной, от того Софье легче не станет.

Красива, красива Еленка… Недаром Томас ко двору Евлампия хаживал. Староста его не гнал: хоть иноверец, да богат, и руки к месту, и собственную мастерскую имеет. Чем не жених? А что касаемо веры… Так ведь всякое бывает. Может, и нашим, и вашим выйдет. Вот, человечка, церкви новгородской небезразличного, пригрел… Так, может, и с дочкой что сладится… Нестоек был Евлампий в вопросах веры, когда выгодой пахло, ох, нестоек, алчен! А дочка, Еленка, – чем-то на Ульянку Гришанину походила, только старше чуть. Такая ж черна коса, брови в струнку вытянуты, ресницы долги. Глаза светлые, голубые. На язык востра – а уж непоседа! С утра уже по горницам вертится, все успеет – и обед приготовить, и за прялкой с сенными девками посидеть, и с матушкой – той еще старушенцией – полаяться, а уж батюшка – и не подходи. Он ей слово – она десять. Рот прямо не закрывался. Ну и жена Томасу достанется – красива, да болтлива не в меру. Томас-то, голова рыжая, прямо млел, когда Еленку видел. Она-то, по-московитскому обычаю, взаперти за прялкой не сидела – поди-ка удержи этакое помело! И похоже, что судьбу свою собралась решать сама, безо всякой оглядки на всякую там религию. Как заключил Олег Иваныч – по-европейски решительная девушка. Что и неудивительно – Ревель, чай, не в глуши какой – на перекрестках торговых. Хоть и народишку всего-то тысячи три с гаком, ну, может, чуть поболе. Впрочем, по тем временам – и то много.